ClickCease

Очерк о собаках или события одного дня

Mon, Jun 9, 2008
0
Через месяц опять звонок – с тем же вопросом, но уже озвученным человеком, чье мнение пускает волны по мутноватой глади большой лужи русскоязычной общины. Мысль я достала, сдула с нее пыль и решила так: первый раз – случайность, второй раз – назойливая закономерность, махнула на все рукой и, за день перед отъездом (по туннелю Ла Манш, тут похихикаем) в Питер и через час после приезда из Монреаля, надела на лицо маску «панк-рокерши» (ибо меня предупредили – Собаки Павлова это «зашибенная рок-группа Канады»), вооружилась соответствующим attitude и, дабы пополнить масляную картину своих незабываемых ощущений от концерта, на трамвае поехала в эклектично-альтернативный отель Торонто Gladstone Hotel, где по четвергам проводятся творческие тусовки с целью поставить ультиматум обществу – поехала послушать, чем же это там шумят по Канаде Собаки Павлова. Мало я предполагала, куда заведет меня день, так мило начавшийся с моей неудачной попытки превратиться в блондинку. Закусив от отчаяния навсегда остаться брюнеткой накрашенную нижнюю губу, я мысленно возносила гений Мерфи, так ненавязчиво сообразившего целый ворох законов, первый из которых гласит «все, что может пойти не ТАК – не просто пойдет, а протанцует танго не так». Мои приключения начались в трамвае, прилизанный североамериканский вид которого никак не напоминает мне незабываемый образ громыхающей недоржавой одесской махины трамвайного типа. Две гражданки, по каким-то причинам не уплотившие шефу положенные «два семьсятпять» за право быть помятыми в давке, долго цеплялись руками-ногами за поручни, не желая выходить и ссылаясь на какие-то права. Мой трамвай еще с полчаса простоял трезвым на рельсах, собирая толпу желающих поучаствовать в зрелище и цепочку ретиво исполняющих свой график работы других трамваев. Когда двум полицейским надоело улыбаться белыми зубами, все четверка (на каждую барышню по констеблю) с возгласами и под улюлюканье удалилась в неизвестном направлении для дальнейшего развития событий. Обиженный обделенным вниманием к собственной персоне шеф вдруг стал очень вежливым и с ветерком докатил оставшихся в трамвае «лошков» (я в их рядах, заинтересованных досмотреть развившуюся драму) до положенного места назначения – полубогемного отеля Довольного Камня. Гламурно вывалившись из, ставшего вдруг знаменитым, вышеописанного трамвая под вечерние пожелания шефа «жить и здравствовать», я попала в мир курящих артистов, «оканадившихся» русских и эксцентричных мужчин в шляпах с перьями. Припомнив, как кто-то когда-то в селе Чашково (где я оказалась в силу своей великолепной способности заблуждаться в самых интригующих местах) пропел мне «язык до Киева доведет», я подошла к первому увиденному мной более или менее среднестатистически выглядевшему молодому человеку – за информацией. И как раз, когда, заливаясь смехом в очередной раз, я призналась «по секрету», что никогда о Собаках Павлова (кроме тех самых со слюной, из учебника по биологии 8го класса) ничего толком не слышала, выяснилось – молодой человек, с которым мы так весело хихикали оказался солист и lead singer Собак П. Следуя принципу лучше быть «прелесть, какая глупенькая», чем «ужас, какая дура», я крепко пожала руку Диме, честно представилась журналисткой и заверила, что халтуры не будет только в том случае, если халтуры не будет на сцене. Веселый Дима, с картонной чашкой кофе в руках обрадовался моему чистосердечному признанию. Но мне показалось, что он, вопреки устоявшемуся у меня в голове стереотипу солиста «рок-банды», на самом деле просто рад в принципе – шагая по жизни, и улыбался, и всем, и всю ночь, и со всеми успел зависнуть в ненавязчивой «как будто» почти дружеской беседе. Как человек, считающий себя по праздникам и особым случаям, интеллигентным, я вознамерилась растолкать толпу желающих потрепаться с бандой Собак П., и заштопать неприлично зияющие дырки моего невежества о гремящей по Канаде группе. Точнее, начинающей греметь – свора альтернативных рокеров (во всех смыслах альтернативных) пускай и связала себя именем академика Павлова, обозвалась оркестром и начала путь восхождения с исполнения на русском языке песен вроде «Магнолия, говно ли я?» в 1998 году, но взяла длительный перерыв по причине внутренних неполадок. И по-настоящему, оркестр СП начал свою действительно-активную деятельность совсем даже недавно, можно поздравить – почти что с чистого листа! История оркестра не впечатляет романтически захватывающим сюжетом, зато впечатляет позитивный настрой бравых ребят из оркестра Павлова, «спасающих америкосов от их самих». На радостях «вновь-объединения» группы из семи бойких мальчиков, записали аж десять песен, все на английском – понятное дело, совковая скука никого не прет, а все мальчики иммигрировали еще до печально знаменитого 91го, поэтому в новые направления влиться не сложилось. Зато сложилось послушать ВВ и Шевчука, запивая этот компот Цоем – таким образом музыка получила свой оппозиционный ориентир. Собаки Павлова – явление сногсшибательно-радикальное, определенно альтернативное и в некоторых случаях даже вполне вызывающе-умелое. С первых порывов банды, я нахмурилась и попыталась понять – что же мне это все напоминает. «Гоголь в Борделе!» в ажиотаже воскликнула я на ухо оператора, который от неожиданности почти потерял контроль над своей аппаратурой. - Ни в коем случае! – Запротестовал этот самый оператор, которого можно было смело отнести к числу (которое заполнило «весь и поперек» небольшой концертный зал этого гениального отеля) поклонников оркестра Собак. Действительно, я, прислушавшись, догадалась, какого я сдуру решила, что Гоголь и Собаки – это «почти похоже». Оркестр, когда поет – совершает сие действо с таким же жестким редисочным русским акцентом, что и Гоголь – и все «г», «р» и «ой-ой-ё-ёй» лезут в уши любопытным градом весьма и весьма нестандартного подхода к панк-року. Року, под который можно смело выплясывать, причем практически что угодно, а можно даже притворяться, что выплясываешь, и просто шевелить шеей и умно смотреть глазами и дышать через нос – все вышеперечисленные операции по вырабатыванию условного рефлекса положительных эмоций к музыке Оркестра Павлова будут актуальны и удобны. Гламурные барышни, до начала концерта скучавшие на стульчиках под стенкой зала, рядом с серьезными мальчиками, говорившими по телефону и делавшими вид, что им все равно, что происходит вокруг, отплясывали перед сценой под Оркестр так – микрофоны дрожали от возбуждения. Мне кажется, что если гламурная мадам может танцевать рядом с панком в шортах, перед камерой русской прессы и забить на притворяющихся «крутыми» мальчиков с телефонами – Оркестр Собак Павлова добился своей цели и ТАКИ выработал условный рефлекс любви к своим звукам творческого процесса, то есть, того самого альтернативного панк-рока. Почему именно «альтернативного» и как это оно так бывает – отвечу с большой охотой. Оркестр Собак Павлова предлагает умный вокал (если в нем разобраться, пропуская мимо рычащий акцент) в разочарованной атмосфере склонного к тупости общества с бешенством (ну, ясно, собаки) позитива «неосознанной мечты». Неотъемлемая часть панк-рока – постоянный протест против чего-либо, с чем Оркестр справляется прилично, но не совсем – слишком уж у солистов физии довольные, здоровые и веселые, и еще кофе пьют. Вот напряглись мальчики, забацали прикольную панк-свору под именем Павлова, и кормит русскоязычное общество (на английском языке, чтобы «расширить кормушку!») мелодичным, зажигательным не совсем настоящим панк-роком. Непосредственно перед началом концерта я совершила прогулку по отелю с целью создания зарисовки атмосферы: разношерстного возраста с неосознанными амбициями похожие на артистов люди (опять же, кроме гламурных девочек и мальчиков с телефонами, рассевшихся под стеночкой). Я никогда раньше не догадывалась, что существуют такие русские, которых хочется обозвать «америкосами» - во всяком случае, русские бодрые парни, присутствующие стайками на концерте и деликатно зажимающие в руках ром с колой, мне до непонятной дрожи в коленках напоминали незаслуженно легендарных американских студентов театрального факультета. Придавлено-эксцентричный внешний вид собравшихся в каменной комнате перед сценой с ковром, натолкнул меня на мысль, что, наверное, концерт должен быть отвратительным – но вы удивитесь, все стало просто замечательно, когда Дима из Собак ворвался с гитарой на сцену. Дима взял на себя роль вокалиста, солиста и по совместительству побренькивал на гитаре. Под открывающую концертную ночь какую-то группу в названием не-то «everest», не-то «escalate» (что-то на «е», связанное с высотой), люди прилично посидели, послушали, задумчиво покивали. Выскочили Собаки – бабахнули в мозжечок, народ повалил плясать. Концерт прошел на 5 баллов – нормальные пацаны, с песнями без соплей не устают развлекать русскоязычный народ своими песенками и явно импонирует думающему (или прикидывающемуся думающим) слушателю именем нашего Павлова. Как проржали сами парни из Собак: «курение, алкоголь и секс становятся слишком модными. Мы, дети настоящего хардкора, ставим ультиматум!» Кстати, заценить этот ультиматум я рекомендую – веб-сайт Собак Павлова неплохо состяпан – pavlovsdogsorchestra.com. И тут, как я только дописывала последние комментарии солистов из Собак «сексом нужно заниматься не под какую-то конкретную музыку, а во время паузы между музыкой», голос того самого человека Х, поднимающего волну в русской общине через средства массовой прЭссы, предложил направиться пообщаться с усатой личностью (подозрительно напоминающей Мюнхгаузена на ядре) одного из лучших фотографов С.А. (Северной Америки, то бишь, не включая Мексику, в которой талантливее текиллы вряд ли что-либо есть). Фотограф, которого мы будем отныне называть артист, известен в широких кругах узкого общества как Кеворк, упрощенно от «Владимир Кеворков». Почему узкого? Ну, не так много существует людей, в склонном к чрезмерной тупости обществе, способных не только оценить, но и понять что существует две большие разницы между фотографией и просто фоткой. Фотография – это, как правильно кто-то где-то и когда-то подметил: искусство по правилам, которых не существует. В студии Кеворка (по совместительству гостиной и вообще творческой жизненной поверхности) раскидал себя по мраморному полу созидательный бардак со всеми вытекающими и высовывающимися наружу последствиями – мелкокалиберный «халоймес», пластмассовый акваланг (знаменитое кредо Кеворка на его автопортретах), картины с томными барышнями, мудрыми девушками с родинками и просто бабами. Почему-то картин (в смысле, фотографий увеличенного размера) с мужскими физиями я не увидела. Предполагаю, что установка Кеворка «влюбляться в каждую музу, а то без этого нельзя» верна в корне и объясняет пресыщенность творческого раствора его существования картинами с «портретами женщин». Джеф Волл, будоражащий Европу модный профи с фотокамерой в руках, узнав о Кеворке должен просто признать свою неправоту, заплакать горючими слезами и застрелиться от внезапного осознания собственной бездарности. Композиция фотографии, как искусства заключается в разоблачении эстетического восприятия неэстетической будничности фотографом. Иначе каждый дурак может купить себе килограммовую аппаратуру с линзами от сюда и до забора в селе Чашково, начать маниакально жать на кнопочку и считать себя «профи, млин!». Каждый в процессе создания фотографии может почувствовать себя творцом и мастером, просто нажимая на одну кнопку. Творить тревожащие душу шедевры из скучных рязанских лиц можно и с «мыльницей» – этим и отличается профи от богатенького мальчика с «навороченной» аппаратурой. Кеворков вполне удачно (во всяком случае, на мой непредвзятый под начало неофициального интервью взгляд) вспахивает эту весьма неблагодарную творческую почву очень сомнительной ниши ART&Photography бизнеса. Объясню словами Кеворка: отношение зрителя к фотографии всегда субъективно – «зритель может купить фотографию своего ребенка за восемь баксов и пропустить мимо факт запечатленного великолепия взрослого взгляда маленького ребенка на большом холсте». Статические сюжеты (фотографии людей в неподвижных, гламурных и весьма изощренных позах) выходят у Кеворкова на «ура!», а самое главное в процессе фотографирования для моделей – не их размытые, но переполненные неконкретной философией тела в прыжке, а их вполне отчетливые лица, контуры тела и изгибы всего к телу прилагающегося. В плане качественных, выигрывающих прихотливое внимание зрительского взгляда, фотографий я даю Кеворкову наивысший балл. К искусству, любому, надо подходить со всей душой – и в этом, мне кажется, мы с Кеворковым дышим через одни ноздри. Уже возвращаясь обратно домой, я вдруг чертовски обрадовалась такому забитому, как совковые шпроты в алюминиевой банке, дню, так плачевно начавшемуся с моего похода (почти как Мальбрук) в салон. По пути домой, и под постоянные деловые звонки «с Москвы» водителю я мысленно состряпала костяк статьи, которую потом и нацарапала, сидя на несобранных чемоданах моего «почти-будущего». Наверное, смысл этого материала можно свести к одной простой жизненной истине – никогда не знаешь, чем закончится твой день, а потому будь, как пионЭр «всегда готов» выжать последнее «нихачу» из любой представленной возможности...
Copying and reproduction of news materials - exclusively with the permission of the site administration torontovka.com

Login to post a comment
There are no comments yet
Last articles