В 2015 году актер Владимир Машков передал дочери Марии, тоже актрисе, дневник Мелании Севрук, своей прабабушки. Мелания была замужем за революционером, социалистом Евгением Зеленским, писавшим под псевдонимом Надеждин. Зеленский погиб от туберкулеза, которым заразился в тюрьме, за несколько месяцев до революции 1905 года. Через восемь лет после знакомства с дневником Мария Машкова решила сыграть Меланию на сцене. Так появился спектакль «Надеждины». Пьесу для него написал единоутробный брат Марии, драматург Арсений Фарятьев
. Актриса говорит, что их проект — это реакция на политические события в России. Мария порвала отношения с отцом, сторонником Путина и войны — но, работая над спектаклем, познакомилась с четвероюродной сестрой из Харькова, другой праправнучкой Мелании. Теперь они общаются почти каждый день. 2 апреля начинается тур «Надеждиных» по США и Канаде. Накануне гастролей Антон Хитров позвонил в Лос-Анджелес Марии Машковой и Никите Лебедеву.

Я оказалась классной сестрой
Мария. Я бы так не сказала. Мне просто кажется, что я оказалась, не побоюсь этого слова, классной сестрой. Когда Никите было 12 лет, а мне 22, я переживала непростой период. Я сняла однушку после развода, жила с двумя йоркширским терьерами. Позвонила мама: «Слушай, Никита честно и вполне беззлобно сказал, что он никого не может в этой жизни видеть, кроме тебя, Маш». Я говорю: пусть переезжает ко мне. И Никита переехал. Я постоянно была на репетициях в театре «Ленком». Уже встретила своего следующего супруга и стала ночами пропадать. Никита оказался предоставлен сам себе. Он ходил в школу, время от времени звонил: мне одиноко, ты когда будешь? Я объясняла: это взрослая жизнь, поэтому варианта два — либо учиться справляться с одиночеством, либо ехать обратно к маме. Никита решил не возвращаться к маме, а писать рассказы. Я была его первым читателем и, честно говоря, фанатом. Я до сих пор помню его первые стихи, и я обожала рассказы про парня Сеню, который в каждом рассказе вешался.

Никита. Мне нравилось. В этой квартире не было интернета — или книжки, или бумага и ручка. Я себя так занимал. Довольно быстро я пришел к тому, что удобнее всего писать диалоги. А потом выяснилось, что есть такая литературная форма — пьесы.
Мария. Потом, к Никите частенько в шесть-семь утра заходили после гулянок мои друзья, артисты веселые. Думали, что я дома. А вместо меня их встречал двенадцатилетний парень, который собирался в школу, и отпаивал их чаем.
Никита. Обычно они искали еще алкоголь. А пьяные артисты, естественно, обсуждают театр. Вообще, для меня театр начался с разговоров, а не со спектаклей. На кухне у родителей тоже постоянно обсуждали Чехова и Станиславского.



Никита. Этот спектакль поставила, собственно, наша мама [Елена Шевченко, актриса и режиссер]. Он назывался «Штирлиц идет по коридору. По какому коридору? По нашему коридору». Я участвовал в репетициях — я должен был играть мальчика, который играет на скрипке. В какой-то момент я понял: единственное, что может оправдать Фарятьева в этой пьесе — это если он прав, если его теория верна. Эта пьеса читается абсолютно по-другому, если мы относимся к ней как к научной фантастике. Мне такая трактовка очень понравилась: все считают сумасшедшим, а он прав. Это было мне близко, и я взял такой псевдоним. А Арсений — это из рассказов про Сеню, который вешается.

Никита. Я вспоминаю момент в спектакле [директора «Театра.doc», драматурга и режиссера Елены] Греминой «Краткая история русского инакомыслия». В самом начале персонаж договаривается со зрителями, чтобы они называли его черные штаны белыми. А дальше нам показывают историю, как люди отрекаются от своих убеждений. В конце до зрителей наконец доходило, что ни в коем случае нельзя было соглашаться называть черное белым.
Мария. Для меня «Театр.doc» был неразрывно связан с театром «Практика»
. Тогда они еще рядышком находились. 

Мария. Я стала артисткой «Ленкома» сразу после института и чувствовала, что нахожусь не на своем месте. А в «Практике» я играла в спектакле [драматурга, художественного руководителя «Театра.doc» Михаила] Угарова «Три действия по четырем картинам». Я очень любила этот спектакль. И еще я участвовала в первом спектакле по стихам [известной российской поэтессы]. В «Практике» я чувствовала себя как дома, со своими людьми. Помню свои детские ощущения от «Табакерки»
, когда мне было лет шесть-семь: «Практика» была «Табакеркой» моего поколения.


Это, Машенька, фашизм
Мария. Я о нем вообще не думаю. Есть люди, о которых я сейчас не думаю, потому что у меня нет ответа на вопрос, что с ними произошло.
Никита. В 2019 году мой знакомый философ пригласил меня во МХАТ им. Горького. Я только закончил драматургический факультет Нью-Йоркского университета и вернулся в Россию — ради театра. При этом я понятия не имел, что в российском театре происходит. Во МХАТе было какое-то большое мероприятие со спикерами-философами. В их выступлениях я чувствовал что-то странное, что-то неуловимо противное. Потом оказалось, что среди них был [Александр] Дугин.
Мария. У меня была похожая история. Петербург, 2009 год, я приехала на съемки, друзья пригласили меня на лекцию на пароход. Лектор меня невероятно завораживал, но я тоже чувствовала что-то неуловимо мерзкое. Я повернулась к другу и спросила: что происходит? Он ответил: это, Машенька, фашизм. А читал лекцию человек по фамилии Дугин.
— 
Мария. Да, играю первую жену Лимонова, из Харькова. Время покажет, монтаж покажет. Но я надеюсь на Кирилла Семеновича, я верю ему. Как актриса я ничего не могу сказать. Может быть, Никита ответит. Он много работал с Кириллом Семеновичем, я фактически оказалась в этом проекте благодаря Никите.
Никита. Никакого блата на самом деле. Я ничего не говорил ни [команде по] кастингу, ни Кириллу. Он сам в разговоре со мной вспомнил о Маше. В какой-то момент я отправил Кириллу несколько своих пьес, одну из них мы планировали поставить на малой сцене «Гоголь-центра», но не сложилось. Кирилл ухватился за меня и пригласил поработать ассистентом на фильме «Жена Чайковского». А потом у него был запланирован «Эдичка», где помогло мое знание английского языка и недавнее знакомство с философией Дугина. Конечно, там есть критическое осмысление. Мы пытаемся разобраться, откуда такая фигура взялась.


Мария. Важно сказать, что проект начинался до полномасштабного вторжения России в Украину. Это был мой последний проект в России. У артистов не принято говорить «последний», но в моем случае, возможно, он действительно окажется последним. Мы начали снимать в феврале 2022 года, а заканчивали в Латвии, после перерыва на полгода. Но если бы я знала, что начнется вторжение, мне кажется, у меня не возникло бы желание разбираться в таком герое. Я больше не чувствую необходимости осмыслять ни Лимонова, ни Дугина, ни Боякова. 
Но в Кирилла Семеновича я верю безгранично. Кстати, он был одним из первых, кому я отправила материалы по «Надеждиным» — еще до того, как привлекла Никиту к работе. Он сказал: Маша, это необходимо делать. Больше того, необходимо выпускать книгу. Я в тебя верю, помогу, поддержу, чем смогу.
Никита. Надо похвалить Бена Уишоу [играющего Лимонова], который очень ответственно подошел к этой роли. Он учитывался материалами, которые я ему переводил и отправлял. Когда началось вторжение, этот фильм превратился в антивоенный. 24 февраля мы вышли на смену подавленные и запутавшиеся, и Кирилл сказал: теперь это антивоенное кино.
Я впервые осознала, в какой жестокости жила моя страна
Мария. К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос — я до сих пор веду расследование. Мне помогает моя четвероюродная сестра Мила Зеленская, с которой мы встретились уже после начала полномасштабной войны. По законам драматургии, она из Харькова. Мила покинула Украину с маленьким сыном и сейчас живет в Вене. Что мы знаем? Мелания Севрук жила с мужчиной по фамилии Попов, но так и не вышла за него замуж. Сыновьям от Попова она дала фамилию первого мужа. Что касается Зеленского-Надеждина, я еще в 2016 году нашла в Библиотеке им. Ленина его работы «Возрождение революционизма в России» и «Канун революции». Это был герой, сознательно забытый в советское время. Он всегда повторял, что революция и терроризм — не синонимы.



Мария. Да. Я прочла их за одну ночь. Это оказалось настолько откровенно, смело, что я почувствовала себя, собственно, героиней этих мемуаров, Милей. Она пишет: я впервые осознала, в какой жестокости жила моя страна. Это уже было после Болотной, после того, как я сходила на все эти митинги, будучи на восьмом месяце беременности. Конечно, я прочла эту историю с точки зрения современного протестного движения. Мы с мужем тут же написали сценарий полного метра: я хотела, чтобы это было кино, но тогда не получилось.
Прошли годы, началось полномасштабное вторжение России в Украину. 2022 год дался мне тяжело, я не понимала, смогу ли я когда-нибудь встать с кровати и перестать смотреть новости. Мне нужно было за что-то зацепиться. Тогда я вспомнила про дневник.

Мария. Это случилось уже в 2023-м. Сейчас немножко мистики добавлю. Я задумалась, имею ли я моральное право делать этот спектакль — и попросила прапрабабушку подать мне сигнал, хочет ли она, чтобы я рассказала ее историю.
Буквально через неделю я получила письмо в Instagram от Милы. Она поблагодарила меня за то, что я поддерживаю ее страну, и в конце как бы невзначай написала, что мы, похоже, родственники со стороны Зеленских. Меня впечатлило, что портал так быстро открылся — и что прапрабабушка в курсе, что такое Instagram. Я тут же рассказала Миле о дневнике и послала 40 страниц — первый драфт пьесы. Она ответила: Маша, я с вами, я вас очень прошу, сделайте это, это очень важно для меня, для нашей семьи. 
Мы стали переписываться практически каждый день. Она сделала генеалогическое древо, рассказала, что ее прадед, сын Мили и Попова, был известным скульптором, и в ее семье им очень гордятся. Оказалось, «Рабочий-дружинник» на Краснопресненской — это его скульптура. Когда я училась в «Щуке» [Щукинском училище], я каждый день проходила этот памятник.

Мария. Они не знали ничего про дневник. В семье ходили слухи, что, похоже, они родственники с моим отцом, но сама Мила не воспринимала это всерьез. Но примерно тогда же, когда я попросила прапрабабушку открыть портал, Мила увидела на YouTube украинскую передачу, где рассказывали, что среди предков моего отца, как это бы смешно ни звучало, был человек по фамилии Зеленский. Тогда она и написала мне письмо.



Как я могу не пойти на площадь? У меня же дети
Мария. Это был один из главных вопросов во время наших репетиций. Наш прекрасный режиссер Егор Баранов сам стал отцом, когда мы репетировали. Егор был в бешенстве от Зеленского, считал его безответственным отцом, который харкал кровью на жену и дочь, а сына фактически убил своей безответственностью. Тем не менее, мне кажется, что дочь и жену он действительно любил. 
Он взял псевдоним Надеждин после рождения дочери Нади, моей прабабушки. Хотя, возможно, он так шутил над своим оппонентом Лениным. Это было страшное, сложное время. Можете себе представить, ему было 28 лет, когда он погиб. Это молодой парень, который хочет жить и, конечно, не верит, что умрет. 
Никита. Социальную функцию отца он исполнял весьма плохо. С другой стороны, у людей в России часто логика такая: как я могу пойти протестовать на площадь, у меня же дети. Зеленский-Надеждин размышлял иначе: как я могу не пойти на площадь, у меня же дети. Его борьба за демократию и свободу давала моральный ориентир Наде, а сегодня дает Маше. Плохо, что он харкал на детей кровью, но в некоторой степени это оправдано невежеством. Все-таки конец XIX века. В общем, отец — говно, а моральный ориентир хороший.
Мария. Лучше, кстати, чем наоборот.

Никита. Мы обсуждали эту проблему: казалось бы, чувак за революцию — а в семье у него революции не получается. Но чтобы раскрыть эту мысль до конца, пришлось бы писать немного другую пьесу, где главным героем стал бы Зеленский. 
Мария. Вся эта история крайне противоречивая. Миля ушла от мужа, забрала ребенка у отца, выбрала жизнь. А ведь она жена революционера. Что такое в нашем представлении жена революционера? Это женщина, которая с ним до конца. Ну да, умрешь ты, умрет ребенок, ничего страшного, плата за революцию. Но поступки этих людей не укладываются в наши представления об их эпохе. 
У них действительно была патриархальная семья. С другой стороны, в дневнике был такой эпизод, он не вошел в спектакль. Пьяный сосед Мили и Евгения избивает ногами свою жену. Миля выбегает, хватает ремень с пряжкой и херачит этого мужика на глазах у изумленного Евгения. Она чуть не забивает соседа до смерти, муж ее оттаскивает. 
Потом у них происходит важный разговор. Евгений говорит: Миль, а почему бы тебе не работать с женщинами? Начни хотя бы с того, что никто, ни отец, ни муж, не имеет права бить их ни ногами, ни руками. 


— 
Мария. Я говорила Егору и Никите, что этот эпизод необходим. Но они меня переубедили. Поскольку Миля в итоге не работала с женщинами, не занималась политикой, а выбрала себя и ребенка, эта сцена не получила бы продолжения. Наш спектакль о другом, он о бытовой стороне революции. О том, что такое быть женой политического ссыльного, каково совершать выбор в таких страшных исторических обстоятельствах. К сожалению, сегодня мы тоже сталкиваемся с трудным выбором. Например, быть хорошим родственником или честным человеком.
Рифма с Навальным более чем очевидна
Никита. Для Зеленского-Надеждина революционная борьба — это борьба за политическую репрезентацию. Он писал о людях, о целом пласте населения, у которого в то время не было политической репрезентации. Они не могли ничего требовать законными методами. Мы сейчас оказались ровно в такой же ситуации. У нас есть четкие политические требования к российской власти: прекратить войну в Украине, вывести войска из Украины, освободить политических заключенных. И нас не слышат. Собственно, чем занимался Навальный — он боролся за политическую репрезентацию. Это самое важное. А какие политические школы мы представляем — не самое существенное.
Мария. Зеленский рассказывал рабочим, что такое коррупция: ребята, вот так образуется прибыль, посмотрите, сколько вам платят, и кому в карман идут основные блага. В этом смысле рифма с Навальным для всей нашей команды была более чем очевидна.

Никита. Зеленский, безусловно, социалист, а капитализм, безусловно, надо критиковать. Этим уже давно занимается американский театр, надо сказать, вполне успешно. Если перевести эту пьесу на английский язык и поставить ее в Америке, на передний план выйдет критика современного американского капитализма.
Мария. Вы сейчас разговариваете как парни, вам в первую очередь важна идеология. А у меня все-таки спектакль в итоге получился с точки зрения женщины. Из этого дневника, безусловно, можно было бы сделать совсем другой спектакль — но я совершила, как праправнучка, другой выбор. Мой спектакль — о женщине, для которой идеология стоит на втором месте. Она разделяет идеи мужа и готова участвовать в его борьбе, но прежде всего хочет, чтобы ее дети не умирали.
Никита. С другой стороны, когда Миля выбирает семью — это политический выбор.
Мария. Соглашусь с Никитой, это то, что происходит со всеми нами. Мне может казаться, что, например, уезжая в эмиграцию, я не совершаю никакого политического выбора — но это именно он.
















Есть ощущение, что молодежь не справилась
Мария. Действительно, приехало много людей. А в Европе публика изменилась еще сильнее. Я поняла это по Кишиневу: мы играли там премьеру, потому что Миля родилась в этом городе. Среди зрителей было много украинцев и молодых россиян. Поездка в Кишинев дала мне силы, я поняла, что спектакль нужен людям, и что эти люди нужны мне. Ко мне подходили молодые девчонки, которые рассказывали одну и ту же историю: как они после начала полномасштабной войны решили покинуть страну, и как их отцы пошли на фронт добровольцами.

Мария. Я не первая в истории России, и, боюсь, не последняя. Ничего удивительного в этом нет. Просто я публичный человек. Если бы я молчала, для моих коллег и друзей, для моей четвероюродной сестры из Харькова это бы значило, что я поддерживаю эту страшную войну. Я не буду притворяться, что я какой-то герой. У меня были мысли просто промолчать, спокойно сидеть в Лос-Анджелесе, заниматься своими делами. Не смогла. Я счастлива, что я совершила тяжелый, но правильный выбор.

Мария. На самом деле сейчас, перед большим американским туром, мне очень страшно. Ты выходишь на сцену, и тебе щиплет внутри, и хотя за твоей спиной прекрасная, талантливая команда, ты все равно стоишь там одна. Мне кажется, из-за этого ощущения я больше не хочу заниматься театром. Это мой последний… Нет, пожалуй, здесь я скажу — заключительный. Это мой заключительный разговор с соотечественниками.
Никита. Дело в том, что один из персонажей в пьесе — это буквально сама Маша. Она выходит на сцену не в образе, а сама.
Мария. Да, как голенькая. Я закончила Щукинский театральный институт, нам преподавали вахтанговскую школу
: ты придумываешь маску и прячешься за ней. А здесь приходится говорить от себя, от Маши. Это сложно, потому что сейчас говорить на самом деле не хочется. Больно. Это первый фактор. 
Второй, наверное, связан с тем, что для меня спектакль очень изменился за последний месяц. Когда мы репетировали, я думала, что Зеленский местами похож на Алексея Навального, но судьбы у них все-таки разные. А сейчас, когда Зеленский рассказывает, каково ему было в тюрьме, для меня этот спектакль… Есть такая формулировка в английском языке: too close to home. Эта история оказалась для меня слишком близкой.



Мария. Я уже сказала: мне больно говорить. Я в онемении от того, что происходит с миром.
Никита. У меня более оптимистичный взгляд. Я искренне верю в американскую демократию.
Мария. Мы не сходимся с Никитой, но я благодарна ему за веру, за оптимизм и за веру в конституцию.
Никита. Американская демократия периодически сталкивается с кризисами, и в ней множество проблем. Но нынешний ее кризис — не первый, и я уверен, что она его переживет. А настроение — ну, несколько подавленное. Я сейчас читаю книжку «Постсоветская молодежь», ее написали сотрудники «Левада-центра». Есть ощущение, что молодежь по всему миру не справилась. В Америке, например, молодежь никто не замечает, и она несколько дистанцировалась от общества. Она рада поговорить, а вот участвовать в политике ей то ли не дают, то ли она сама не хочет. Это я к чему: говорить, безусловно, больно, но прямо сейчас мне как раз хочется говорить.
Мария. Потому Никита написал пьесу — и все. А на сцену выходить мне!
Никита. В общем, я за то, чтобы говорить, превозмогая боль, и по возможности формулировать свои цели, задачи, желания и требования.

Беседовал
Фотографии: