В феврале 2025 года случились сразу несколько событий, которые уже можно назвать историческими. Новый вице-президент США Джей Ди Вэнс на Мюнхенской конференции по безопасности раскритиковал Европу, обвинив европейские страны в предательстве демократических ценностей. Через несколько дней делегации России и США провели встречу в Эр-Рияде, на которой не только договорились нормализовать двусторонние отношения, но и обсудили начало процесса по «украинскому урегулированию» — без участия самой Украины. Президент США Дональд Трамп в то же время раскритиковал заявления Киева о мирных переговорах с Россией и назвал украинского президента Владимира Зеленского «диктатором». «Медуза» поговорила с политологами Василием Жарковым и Асей Вишневской-Манн, а также с политическим аналитиком Антоном Барбашиным о том, к чему может привести резкая смена внешнеполитического курса США.




За этим стоит определенная школа, которую можно назвать доктриной [Джона] Миршаймера
, она была сформулирована еще в середине прошлого десятилетия. Миршаймер давал интервью газете «Коммерсант», оно вышло 25 октября 2016 года, и в этом интервью он говорил о так называемой концепции офшорного регулирования. Согласно этой концепции у США в мире есть три зоны интересов: это Европа, зона Персидского залива и Азиатско-Тихоокеанский регион. С одной стороны, ни в одной из этих точек Америка не заинтересована в войне, а с другой, она не заинтересована и в формировании новых гегемонистских сил. 
Миршаймер апеллирует к опыту Великобритании до Первой мировой войны, то есть в период с XIX до начала XX века, когда Великобритания поощряла балансирование в квартете великих держав Европы и за счет этого обеспечивала себе гегемонию. То есть она следила за тем, чтобы страны балансировали друг друга и не появлялся новый лидер. Сейчас таким лидером, с точки зрения Миршаймера, стал Китай, который должны балансировать остальные, в том числе Россия. Причем Россия здесь очень важна, поскольку, как он считает, большое значением имеет и континентальное балансирование. А поскольку у России и Китая протяженная сухопутная граница, то именно для континентального балансирования, как называет это Миршаймер, необходимо участие Москвы. Следовательно, не нужно ссориться с Россией из-за Украины и не нужно допускать вступление [Украины] в НАТО.
Еще один момент в доктрине Миршаймера связан с тем, что Америка должна уйти из Европы. Сейчас Европе хватает сил на то, чтобы балансировать Россию самостоятельно, все-таки ситуация не такая, как в 1945 году, когда США пришли в Европу. Сейчас у России нет победоносной армии, как у Сталина, которая может захватить весь европейский континент, — паритет потенциалов и по населению, и по экономике, и по вооружению явно в пользу Европы. Следовательно, Америке не надо дразнить Россию, а лучше уйти из Европы, оставив тройственный баланс, при котором Европа балансирует Россию, а Россия участвует в балансировании Китая.
Если мы посмотрим на то, что делает Трамп, то мы увидим, что он идет практически по плану Миршаймера. И понятно, что это ведет, с одной стороны, к охлаждению отношений Америки с Европой, а с другой — к восстановлению отношений с Россией.


Полагаю, о том, что это именно разворот, говорить все-таки еще рано. Есть некое движение в сторону России, но пока только на словах. У нас есть повестка, сложившаяся в Саудовской Аравии, которая сводится примерно к следующему: нам [России и США] нужно говорить, давайте будем обсуждать и вопрос, связанный с Украиной, и более широкую повестку, вернем людей, которые должны этим заниматься, в посольства — и, собственно, все. 
Я бы, кстати, обратил внимание, что российская сторона, особенно в лице [помощника президента РФ по внешнеполитическим вопросам Юрия] Ушакова, оценивает эти переговоры куда более осторожно. И изначально они делали не очень большие ставки на эти переговоры, их главной задачей было просто начать говорить. Будем откровенны: с точки зрения репутации для Путина это уже победа — он не в изоляции.
Трампу совершенно наплевать на то, что называется ценностями: на ценностные ориентиры, демократические ценности, либеральные ценности. В его понимании существует некая практическая составляющая, какой он ее видит, в первую очередь в долларовом выражении. Для него внешняя политика — что Байдена, что Обамы, что Буша, — которая была связана с продвижением демократии и основывалась на послевоенной ценностной гуманистической базе, это недоразумение. В его системе координат Европа вообще не приоритет для внешней политики. 
В его понимании европейские проблемы должны решать сами европейцы. Комментируя вопрос про [отправку миротворцев в Украину], он говорил, что американские войска туда не поедут, потому что «это очень далеко». Думаю, это заявление хорошо описывает его понимание ситуации: [Украина] это где-то далеко, для Америки [она] не первостепенная задача. Первостепенная задача — выжать как можно больше денег из внешней политики и привести их во внутреннюю, то есть поставить внешнюю политику на более коммерческую основу.
Второй приоритет — это, конечно, Китай как единственная держава, которая реально может бросить вызов Америке. Причем даже не обязательно с точки зрения военного противостояния из-за Тайваня — Тайваню-то как раз стоит задуматься, насколько американцы готовы будут отвечать за свое слово и не повторится ли сценарий Афганистана. 
С экономической и технологической точек зрения Китай — самый большой вызов для США. Не знаю, насколько это идея самого Трампа, но у него есть понимание, что XXI век должен стать веком противостояния США и Китая. В этой [присущей Трампу] картине мира было бы неплохо, чтобы Россия была как минимум не противником США, а как максимум — чтобы она отпочковалась от Китая. Так что мы можем видеть и такую логику, что за счет нормализации отношений с Россией ее привязка к Китаю окажется не настолько однозначной.
Третий очень важный момент — так называемая консервативная революция, которую Трамп пытается вершить в том числе за счет [Илона] Маска. Насколько Трамп реально беспокоится по поводу трансгендерных людей и их прав, неизвестно, но он решительно вписался в эту историю и готов изменить ситуацию, которую построили демократы и прогрессивное западное либеральное общество в последние годы. В этом смысле он довольно успешно следует интересам своего электората, который хочет не только прекращения внешних экспансий и непонятных войн за непонятные, как это ему видится, ценности, но и чтобы Трамп разобрался с левой повесткой. И здесь, как ни странно, он натыкается на Владимира Путина, который примерно с 2012 года говорит все то же самое, что неизбежно сближает их хотя бы на уровне риторики. Но одних общих взглядов на то, какими должны быть туалеты и как лучше говорить, «родитель № 1 и родитель № 2» или «папа и мама», недостаточно для формирования союза или очень тесных взаимоотношений.
Есть вероятность, что в рамках российско-американских разговоров Россия может предложить что-то взамен на уступки по Украине — скажем, пересмотр своих отношений с Китаем или с Ираном. Мы не знаем, что именно она предложит, насколько согласится предать интересы своих реальных партнеров и союзников, но этой морковкой она, наверное, может подманивать Америку.


Мы сейчас наблюдаем момент [37-го президента США Ричарда] Никсона на минималках: понимая, что США будет тяжело вести геополитическое противостояние на два фронта (российский и китайский, — прим. «Медузы»), американский президент выбирает сближение с тем противником, которого считает менее опасным. Как Никсон в свое время начал сближение с Китаем, чтобы разорвать советско-китайский союз, так и сейчас мы видим попытки сближения США и России, потому что администрация Трампа считает, что Китай опаснее.
Конечно, нельзя упускать из виду тот факт, что Трамп, как и в целом американцы, уже очень давно говорил европейцам: «Ребята, начинайте заниматься своей безопасностью сами». Трамп и его администрация очень хорошо запомнили, как, например, немецкая делегация в ООН открыто смеялась, когда во время своего выступления Трамп говорил, что «Северный поток — 2» — это плохая идея. Да и вообще война в Украине в понимании очень многих американцев — не их проблема. Они считают, что раз это происходит где-то далеко, за океаном, то пусть люди за океаном эту проблему и решают.
Эти два фактора дополняют друг друга: неважная для них война должна уйти на второй план на фоне того, что [у США] есть гораздо более важный конфликт [с Китаем]. Не сближаясь с Россией демонстративно, оторвать ее от Китая невозможно. Просто тихо устраниться [от решения украинского вопроса] — это, с точки зрения Трампа, наименее выигрышный сценарий для США. Трамп дает президенту Путину то, чего он всегда так хотел — билатеральных
переговоров с США. Он создает иллюзию того, что Путин что-то решает, что он такой же важный, как президент США, — ведь российский президент все это время и добивался того, чтобы с ним говорили на равных, чтобы его перестали называть бензоколонкой с ядерной бомбой. Разговор на равных — это то, что уже дает Путину Си Цзиньпин, и тот, кто даст этого больше, тот и выиграет.
Плюс все-таки Трамп — шоумен, он не может тихо уйти, это противоречит всему его стилю как политика. Он всегда действует с бравадой, всегда с грохотом, всегда с фанфарами. Поэтому все происходит так шумно, бурно и с хамством по отношению к уважаемым западным партнерам.

Мне кажется, она может случиться, даже если не получится договориться по Украине. Трамп с Путиным могут прийти к соглашению, по которому Россия забирает территории, которые украинцы уже не контролируют, а США со своей стороны обещают не брать Украину в НАТО, не посылать туда свои войска и советуют Зеленскому провести выборы и принять все условия Москвы. Даже если Зеленский откажется принимать такие условия, а европейцы продолжат поддерживать Украину военными средствами, формально-то Путин с Трампом договорились. И это позволит американцам, например, снимать санкции без оглядки на европейцев, договариваться по [вопросам об] Арктике и таким образом перезагрузить отношения.
Одновременно у нас примерно миллион неизвестных и мы точно не знаем, согласится ли все-таки Трамп на ту формулу, которую будет предлагать Путин, что он потребует взамен, а самое интересное — как на это будут смотреть китайцы, иранцы и все те, кого Путину придется предать по просьбе Трампа.
Я подозреваю, что Путин готов двигать любые карты на столе, лишь бы договориться с американцами, потому что в его понимании США — главная супердержава, даже если ты ее ненавидишь. А Трамп, как мы можем себе представить, легко наплюет на все обязательства перед Украиной. Он способен предложить формулу, которая не будет устраивать ни Киев, ни Европейский Союз, заявив, что «проблема не во мне», а в них — мол, я постарался, так что с Путиным больше не воюем.
Тем не менее самый реалистичный вариант событий такой: переговоры запустятся, Путин встретится с Трампом, они действительно что-то обсудят, но на каком-то уровне стороны не согласятся — к примеру, американцы потребуют прекращения огня на время переговоров, от чего Россия откажется. Или в этот момент где-то обрушится украинский фронт и Россия начнет сильно продвигаться вперед, или случайно еще раз ударят по Чернобыльской АЭС и начнется большая катастрофа — подобные события поставят любые переговоры под вопрос. В таком случае Трамп, скорее всего, переключится с этой темы на что-то другое — как мы видели в ситуации с КНДР
, он не любит долго фиксироваться на какой-то территории, если сразу не получает для себя выгоды. Он вполне может переключиться на Китай или вернуться к Панаме с Гренландией.
Есть еще вариант, что в рамках личной беседы что-то пойдет не так. Трамп захочет оппонировать Путину, показав таким образом, что он не слаб. Тогда он может вернуться к угрозам, которые мы слышали во время его предвыборной кампании: поставлять Украине больше вооружений, экономически надавить на Россию всеми возможными дополнительными санкциями и угрозой снизить цены на нефть (что, скорее всего, нереалистично). Кажется, сейчас все слишком дословно понимают то, что говорят американцы, но отношение Трампа к России может очень быстро меняться, как это было в его первый срок. Тогда все ожидали, что будет большая сделка, а в итоге Трамп подписал больше 40 пакетов санкций в отношении России.
То, что происходит вокруг нас, пока выглядит как какой-то сон. Нужно понимать, что американский истеблишмент пока не готов к этому: если мы посмотрим на реакцию на последние заявления Трампа (особенно по поводу Зеленского) не только демократов, но и республиканцев, мы увидим, что никто не готов следовать за ним безусловно и безукоризненно. При этом очевидно, что эта школа мысли [направленная на сближение с Россией] сейчас восторжествовала, хотя пока и нельзя сказать, насколько она будет устойчивой. 
Происходящее порождает раскол и в российских элитах: с одной стороны возникает партия тех, кто готов к восстановлению отношений с США, с другой — тех, кто этого не хотел бы, потому что они не так вовлечены в международную экономику. Поскольку Путин связан и с теми, и с другими, ему будет очень трудно определиться, но пока его скорее несет в сторону того, что нужно восстанавливать отношения. Обратите внимание, как уже изменилась риторика в отношении Америки: как я понимаю, «англосаксов» больше не упоминают, теперь говорят про европейско-британское противостояние России — вот так в моменте все эти ребята переобуваются.
С другой стороны, политический курс — это вещь, которую очень сложно менять в короткие сроки, потому что это чревато серьезными потрясениями. Приведу пример. Что бы ни говорили и ни писали о Януковиче сейчас, но до ноября 2013 года он вел Украину в Европу: он избирался под лозунгом «Для Украины один путь — в Европу», в сентябре 2013 года [связанная с ним] «Партия регионов» поддержала проект европейской интеграции. А потом поступили какие-то сигналы из Москвы — и в ноябре произошел крутой разворот, который стоил Януковичу кресла. В этом смысле Трамп тоже рискует, ставка здесь очень высока. Но в моменте кажется, что перезагрузка отношений очень возможна. Мне очень не нравится, когда российские комментаторы делают из Трампа дурачка. Это принципиально неверно. Трамп понимает, что он делает.
Говорить о полноценной перезагрузке отношений пока очень рано. Может прилететь еще очень много черных лебедей: какие-нибудь многоходовочки Путина или спящие агенты россиян могут все разрушить. Россия и США могут не договориться по каким-то принципиальным вопросам, Россия может не оторваться от Китая так, как того хотелось бы Трампу. Я считаю, что пока вообще ничего не понятно.

Если [сближение России и США] продолжится, то так и будет. Изоляция этим пакетом отношений вообще не предусмотрена. Трамп же говорил о том, что чуть ли не G7 должна вернуть Путина [обратно]. Это такой циничный «реалполитик»
, как его называют. 
Я не сторонник того, чтобы мы использовали метафору железного занавеса применительно к отношениям современной России и Запада. Принципиальные различия заключаются в том, что современная Россия была и остается частью мир-системы
капитализма. Она участник международных рынков — все эти годы Европа продолжала покупать российский газ и прочие нужные ей ресурсы. Маленькая деталь: незадолго до инаугурации Трампа, еще до всего того, что мы услышали на последней неделе, эстонская компания Operail восстановила грузовые железнодорожные перевозки в Россию. Российские товары продолжают участвовать в международном товарообмене, российский капитал так или иначе все равно попадает на Запад. 
Был твит Трампа про разговор с Путиным, и, в частности, Трамп пишет, что они говорили о власти доллара, «the power of the Dollar», — конечно, Путин, в отличие от Сталина, находится во власти доллара. И курс доллара до сих пор влияет на российскую экономику — значительная часть [товаров] все равно импортируется, пусть через кривые схемы, пусть через страны Азии, но это все приходит в Россию. Следовательно, мы не можем говорить о том, что Россия полностью исключена из общей мир-системы.
Одновременно Трамп начал переговоры и с Лукашенко. Его мотивация — оторвать Лукашенко от Путина, дать ему вторую опору. Все это ведет к тому, что если завтра Лукашенко и его банки, например, получат возможности для перевода денег на Запад, это даст очень большие возможности и России, потому что между Беларусью и Россией особых границ нет.
Мы должны понимать, что мы живем не в мире, где есть мировая система капитализма, а с другой стороны — социалистический лагерь. В первые десятилетия [холодной войны] они действительно были сильно изолированы друг от друга, но сейчас этого и близко нет. Более того, изоляция России не выгодна той части бизнеса, который был довольно тесно связан с Россией, и в окружении самого Трампа есть люди, которые ведут бизнес в России. 
Перед нами очень архаичная, но очень понятная схема развития капитализма, где главная цель — прибыль. Если отношения с Россией приносят прибыль, капитализм найдет способ, как эту прибыль извлекать. Сила путинского режима в том, что он не социалистический, как советский проект, а вполне встроен в систему мировой экономики. С обеих сторон есть интересанты, которые говорят, что нынешняя ситуация наносит ущерб их прибылям. В логике подобного дикого капитализма мы не можем говорить об общественном благе, о мире, о какой-то пользе, которая не привязана к получению прибыли. Соответственно, побеждает подход, который заключается в том, что если Путин делает прибыль [американцам], он молодец.
В последние три года у Путина было довольно много взаимодействий с другими странами. Все-таки в России прошел саммит БРИКС, и, пусть на бумаге, но тем не менее страны БРИКС вместе с партнерами представляют бо́льшую часть населения планеты и значительную долю мировой экономики. То есть от идеи о том, что Путин [находится] в изоляции, остались только разговоры. Да, Россия в изоляции, если говорить о множестве международных западных институций, тех же банковских системах, но западные политики продолжают общаться с Путиным: еще до Трампа ему звонил [канцлер ФРГ Олаф] Шольц, в Россию приезжали и [генеральный секретарь Антониу] Гутерриш, и [премьер-министр Венгрии Виктор] Орбан, и [премьер-министр Словакии Роберт] Фицо. Конечно, часть Европейского Союза принципиально не будет ни о чем договариваться с Путиным. Но по всему миру достаточно других лидеров, чтобы можно было говорить о том, что Путин не в изоляции. 
А вот о снятии санкций говорить абсолютно преждевременно. Все-таки многие ограничения, которые ввели в отношении России, в том числе уход бизнеса из России, были связаны с преступлениями, которые совершала Россия. Бо́льшую часть санкций невозможно снять одним росчерком пера — хотя какие-то вещи президент вводил исполнительными указами, конгресс сохраняет серьезную роль. Была же поправка Джексона — Вэника
, которую приняли в отношении Советского Союза, а отменили только в 2012 году. То есть даже если Трамп скажет: «Путин — класс, мы друзья!», отмена санкций может занять огромное время, и множество акторов будут пытаться не допустить этого. Плюс даже если Америка захочет снять какие-то санкции, Европейский Союз вряд ли захочет того же самого. Да и многие хорошие намерения могут просто утонуть в бюрократии.
Изоляция выражается во многих формах. Изоляция выражается в санкциях, а санкции пока не разморожены. Изоляция выражается в том, что Международный уголовный суд (МУС) выдал ордер на арест Путина, и он пока он не ездил в страны, которые подписали [Римский] статут
, за исключением Монголии. Будет показательно, если еще какие-то страны — подписанты статута скажут, что не будут его соблюдать. Изоляция выражается в уходе западных фирм с российского рынка, и первые ласточки, которые будут туда возвращаться, если такое начнется, будут, конечно же, признаком прекращения изоляции.
Пока единственный признак прекращения изоляции — это то, что [госсекретарь США Марко] Рубио и [глава российского МИД Сергей] Лавров договорились начать восстанавливать посольства. Вопрос в том, когда это произойдет и в каком объеме, а так же начнется ли сотрудничество гражданского общества: работа фондов, молодежные обмены. Впрочем, персонал в посольствах может быть просто функциональным аргументом: сторонам нужны рабочие руки, которые будут готовить переговоры.
С другой стороны, термин «международная изоляция России» — это немножко западный wishful thinking (принятие желаемого за действительное, — прим. «Медузы»). Причина, почему Россия упорно и довольно успешно продолжает воевать в Украине — в том, что не получилось полноценной международной изоляции России. Были разрезаны связи между западными странами и Россией, а во всяких БРИКСах, ШОСах и Больших двадцатках Россия по-прежнему участвует. Даже Австрия до недавнего времени продолжала покупать трубопроводный газ по полной программе, а с Венгрией ничего не разорвано вообще.

Европейский ВПК точно не сможет заменить американский ВПК. Большой вопрос, согласится ли Трамп поставлять вооружение в Украину, даже если за это заплатят европейцы. Впрочем, если Россия будет вести себя не так, как этого хотелось бы Трампу, он может отойти в сторону и сказать: американцы не принимают здесь участия напрямую, но мы готовы продавать все что угодно за европейские деньги. 
Пока я не вижу большой предпосылки для того, чтобы Трамп одним указом заставил американский ВПК и другие американские институции прекратить поставки. Но даже если так произойдет, это будет не самой большой сложностью [для Украины] — дамокловым мечом [над ней] висит проблема с дефицитом людей на фронте. У меня есть ощущение, что в случае сепаратного мира между Россией и Соединенными Штатами европейцы попробуют еще как-то поддержать Украину, то есть сразу обрушения [поддержки] точно не произойдет. Но сейчас столько неизвестных, что мы не можем сказать наверняка. Возможно, есть основания верить на слово Зеленскому, который говорит, что без американской помощи Украина не справится. 
Положение Украины всегда было очень уязвимо, мы просто не хотели обращать на это внимание. И главная уязвимость Украины заключается в том, что никто всерьез не был готов гарантировать ее безопасность. Был Будапештский меморандум
, под которым поставили подписи не только Россия и Украина, но и другие страны — однако у них не было военного союза с Украиной.
В начале 1990-х западные страны абстрактно что-то гарантировали, но не собирались ничего делать, потому что у них не было никаких прямых военных обязательств перед Украиной. И это сработало [против Украины] в 2014 году, когда произошла аннексия Крыма. Несмотря на то, что был подписан этот документ, тогда за Украину никто не вступился. И понятно почему — Россия обладает одним из крупнейших в мире ядерных потенциалов, и никто не был готов вступать с ней в войну из-за чего бы то ни было, и из-за Украины — совершенно точно.
Дальше началась история, когда на Западе нашлись люди, которые стали всячески поддерживать украинскую политику, направленную на отдаление от России. С одной стороны, это было понятно: Украина подверглась агрессии, потеряла часть своей территории. Но на какой силе строилась ее прямая антироссийская политика? Непонятно — никто так и не заключил с Украиной никаких союзнических соглашений. Только Великобритания что-то
подписала, но это капля в море.
Не только США, но и НАТО в целом не имеет никаких договоренностей с Украиной, которые, например, подразумевают военный союз. То есть нет такого, что, когда на Украину нападают, какая-то европейская страна или все европейские страны за нее вступаются. И уже не будет. Западные страны готовы давать Украине деньги и за счет ее человеческих ресурсов пытаться сдержать Россию, не вступая в конфликт напрямую. Украина будет полигоном для того, чтобы сдерживать Россию, это очень цинично. И демократы тоже вели себя цинично, независимо от Трампа: они просто использовали Украину. Большая украинская трагедия состоит в том, что Украина оказалась разменной монетой в геополитических играх Запада и России. И сейчас к тому же эту разменную монету возвращают России. Это настоящая катастрофа.
Мне кажется, что некоторая аналогия с тем, что происходит сейчас в Украине, — это судьба Финляндии в советско-финской войне. Тогда Финляндия была вынуждена отступить, отдать часть своей территории, в частности Выборг, который был крупнейшим городом страны после Хельсинки. И, кстати, Финляндия до последнего времени находилась во внеблоковом статусе
. Путин пытается повторить эту историю.
Украина в чудовищном положении, потому что уважаемые западные партнеры не испытывают особого желания ее поддерживать. Даже после речи Вэнса, даже с учетом того, что всем, казалось бы, понятно, насколько плохо все будет при Трампе, европейцы встретились в Париже, но не смогли ни до чего договориться. Большего банкротства европейских правительств, мне кажется, нельзя себе представить. Даже в этой ситуации никто из руководителей крупных европейских стран не говорит: «Окей, мы идем ва-банк, all in».
Сейчас в Европе очень сложная политическая ситуация, потому что руководства двух крупнейших европейских стран — хромые утки. У Макрона очень слабая база поддержки внутри собственной страны. Канцлер Шольц закончится
в воскресенье, в 18:01. Все ждут, что придет [лидер Христианско-демократического союза Фридрих] Мерц, но что будет делать он, пока непонятно: у нас [в Германии, с точки зрения обсуждаемых кандидатами тем и программ] очень внутриполитическая предвыборная гонка, никто не хочет говорить про внешнюю политику — такое ощущение, что они, как маленькие дети, закрывают лицо руками, чтобы ничего не видеть. Получается, что вообще непонятно, кто должен что-то решать, кто в Европе в состоянии продвигать повестку по поддержке Украины.
Не будем забывать, что во многих европейских странах поддержка Украины уже не очень [сильна]. Все больше людей говорят: «Нафиг это вообще надо». Получается, будущее Украины зависит от доброй воли Соединенных Штатов и от того, смогут ли европейцы наскрести еще сколько-то вооружений. Я убеждена, что важным фактором будет то, насколько успешно Украина будет воевать параллельно с ведением переговоров. Россия однозначно будет продолжать активно бомбить гражданскую инфраструктуру и пытаться захватить больше территорий, поэтому один из центральных вопросов — насколько Украина сможет противостоять России по ходу этих переговоров.

Все очень плохо. Европейцы и американцы в рамках G7 не могут согласовать совместное заявление к годовщине российской агрессии против Украины, потому что американцы отказываются называть происходящее там российской агрессией. Мы не можем договориться даже о словах, и это очень показательно. Это говорит о том, что у нас нет общего понимания о том, что происходит в Украине и что с этим делать.
Пока я не вижу угрозу выхода США из НАТО в краткосрочной перспективе, но полагаться на американцев в средней и долгосрочной перспективах нельзя. Хотя, поскольку Дональд Трамп нас уже неоднократно удивлял, я бы все равно ничего не исключала. Сейчас Германия находится под американским ядерным зонтиком, и ей нужно переходить под французский.
Пока очень сложно предположить, как именно могут развиваться события — все будет зависеть от того, как пройдут переговоры по Украине. Складывается впечатление, что и Украину, и европейцев сливают. А что будет на деле, захотят ли американцы сделать turnaround (разворот, — прим. «Медузы») и начнут ли сильнее давить на россиян в переговорах, пока неясно. 
Будем ждать первых результатов переговоров, чтобы понять, сливают ли Украину полностью, или те уступки, которые сейчас делают американцы, — это первый шаг к тому, чтобы запустить переговорный процесс. Такая тактика тоже может быть. Возможно, дальше начнется предметная работа, где они уже будут противостоять требованиям Путина более жестко. Мне, как и многим европейцам, хочется в это верить, но гарантий, что будет именно так, нет.
Как мне кажется, полностью отомрет компонент, связанный с тем, что эти державы (европейские страны и США, — прим. «Медузы») воспринимают себя союзниками по принципам демократического единства, восприятия общих ценностей и институтов. Но и Гренландию, думаю, можно оставить за скобками — таких дикостей все-таки, наверное, не произойдет. Отношения просто станут значительно более транзакционными: европейцы начнут покупать больше американского сжиженного газа — Трамп будет лучше к ним относиться, согласятся упростить условия для американских технологических компаний — отношение Трампа станет еще лучше. То есть они начнут искать новые точки соприкосновения, в большей степени экономические. Но [уверенность в] безопасности и доверие к Америке подорваны. Европейцам нужно будет думать, каким образом наращивать свои военные бюджеты, потому что полагаться на США они теперь точно не могут, и это, наверное, уже бесповоротно.
Конечно, может, Путин и Трамп не договорятся и тогда американский президент скажет: а вы, ребята, были правы, давайте снова быть друзьями. Но не похоже на то. Весь аппарат Трампа пытается донести до европейцев мысль, что они больше не готовы быть друзьями ради идеи: мол, нарастите бюджеты в рамках НАТО — тогда наши войска будут стоять в Европе, но максимум на территории Румынии и Германии. Была высказана мысль о выводе американских войск из балтийских стран, но это, думаю, под большим вопросом. Как бы то ни было, с точки зрения элит доверие точно было подорвано.
Трамп понимает одну важную вещь, о которой говорил [социолог] Григорий Юдин: Европа сейчас не самое удачное место для получения сверхприбыли. Здесь стареющее население, здесь довольно сильные институты гражданской солидарности и гражданского контроля — следовательно, глобальные монополии ограничены в своих сверхдоходах, здесь они вынуждены делиться ими с населением, со своими рабочими и так далее. А в развивающемся мире у них для этого гораздо больше возможностей. И в этом отношении, как ни странно, Азиатско-Тихоокеанский регион и даже Африка более привлекательны для монополистического капитала, чем старая Европа. И в этом отношении переориентация Трампа с Европы на другие направления не так уж и нелогична — с точки зрения интересов капитала, стоящего за ним. Если это произойдет, тогда мы присутствуем при глобальной перезагрузке.

Большой вопрос, как Трамп и Маск повлияют на поддержку правых. Есть точка зрения, что немалое количество европейцев относятся к Трампу и Маску со скепсисом, поэтому может произойти некая реконсолидация более центристских сил и они не допустят еще более активного прихода правых в политику. Например, АдГ
, которую всеми правдами и неправдами поддерживают и Трамп, и [вице-президент США Джей Ди] Вэнс, и Маск, фактически вмешиваясь во внутренние дела [Германии]. Оскорбятся ли европейцы настолько сильно, что не захотят голосовать за таких правых с фашистскими идеологиями? Вопрос открытый.
Правый поворот внутри, скорее всего, еще сильнее разрушил бы единство и еще сильнее отодвинул бы Европу от приверженности гуманистической повестке. Но если у Европы и получится не скатиться вправо, мы так или иначе увидим ситуацию, когда договариваться станет еще сложнее — например, будет трудно доказывать самим себе, что возвращение российского газа — это не благо. Все будет зависеть от конкретных лидеров, которые придут после Макрона и Шольца. Центральная и Восточная Европа будет до последнего стоять за Украину. Даже если она не сможет отправить [на помощь Киеву] свои войска, то будет по крайней мере противодействовать пророссийским начинаниям в ЕС или из-за Атлантики.
Как ни странно, ни Орбан, ни Фицо, ни другие люди, которые выступают за нормальные отношения с Россией и против поддержки Украины, не хотят выходить из Европейского Союза. Их устраивают субсидии и другие блага, которые получают их страны от этого объединения. Вопрос стоит в части миграции и социальных гарантий, но эти изменения происходили и без войны в Украине, и без Трампа. [Падение] способности социальной системы обеспечивать пенсионеров, снижение рождаемости, увеличение культурного противостояния с общинами, которые не полностью интегрированы в общество, — эти вещи так или иначе бы происходили, и с этим европейцам пришлось бы справляться. Но я пока не вижу причины сомневаться в том, что европейский проект продолжит свое существование. Просто, видимо, будут пересмотрены некоторые критерии, связанные, например, с внутренними социальными гарантиями, с внешним контуром, миграцией, выдачей убежищ — то есть Европейский Союз, скорее всего, станет более закрытым для внешнего мира. Но, опять же, это происходило бы и без Трампа, и без войны.
Раздел в Украине, конечно, будет серьезным ударом по европейскому единству. Я вижу три точки возможного размена между Россией, США и Восточной Европой: Россия сохраняет уже занятые территории Украины, та отказывается от вступления в НАТО, в Украине происходят выборы. Но есть и четвертый, добавочный пункт, который может выполнить Трамп, — это вывод американских войск из Европы. Трамп уже анонсировал это в 2020 году, но тогда он не был избран президентом. Сейчас же Трамп может вернуться к этой теме, тем более что она сохраняет актуальность. Все эти четыре пункта наносят серьезный удар не только по Украине, но и по всему Европейскому союзу, потому что ему нужно будет думать, как теперь строить свою безопасность без американского зонтика.
Мы не понимаем также, переживет ли Европа угрозу правого поворота. Насколько я понимаю, в Германии сейчас неплохие шансы у АдГ. Я не возьмусь прогнозировать результаты [выборов], но, учитывая теракты, которые сейчас произошли в Мюнхене и в Австрии, все работает на них [на правые партии]. И если сейчас в Европе победит этнонационализм
, она рискует потерять свою субъектность, потому что этнонационалисты, во-первых, будут играть на европейское разобщение и идея единой Европы померкнет. А во-вторых, они будут по одному бегать в Вашингтон и договариваться с дедушкой Трампом о преференциях для себя, что тоже разобьет единство. Если это произойдет, Европе будет совсем плохо.
Если все-таки Европа сможет сохранить свое нынешнее единство, понять свою субъектность как лидера некоего нового движения неприсоединения к империалистическим силам, то есть к Соединенным Штатам, России и Китаю, и при этом сохранить свое главное достижение последних 50 лет — то, что можно назвать евросоциализмом, — тогда есть некоторый шанс на то, что Европа сохранит свою субъектность, сплотится, станет полюсом власти на международной арене и будет отстаивать более либеральные и демократические принципы в мировой политике. Но на пути к этому, к сожалению, есть много подводных камней, и главный связан с тем, что европейские социал-демократы в последние 30 лет сами во многом изменили собственной повестке и давно служат тому же монополистическому капиталу. Они потеряли своих избирателей. А эти избиратели, будучи дезориентированными, идут голосовать в том числе за АдГ и за другие правопопулистские партии в Европе. Это большая проблема.
При этом поскольку Вэнс, Маск и прочие американские политики выступают в поддержку правых европейских политиков, здесь может сработать другой эффект, о котором говорил [историк и социолог] Николай Митрохин — и я согласен с ним. На самом деле европейские правые настроены достаточно антиамерикански, то есть для них Америка всегда ассоциировалась как раз с либерализмом. И когда вдруг американцы начинают поддерживать правых, это может оттолкнуть от них по крайней мере часть их же собственного электората. Сейчас многое решат выборы в Германии, и пока, к сожалению, то, что я слышал от наблюдателей за ними, там начинает доминировать риторика национализма, и это очень опасно. 
Евросоюз либо начнет инвестировать в оборону значительно больше, чем сейчас, либо просто закончится. Не распадется, конечно, но есть риск того, что если сейчас не противопоставить что-то Кремлю, то через несколько лет Россия перегруппируется и повторно нападет на Европу. Сейчас все крутится вокруг вопроса о том, на какие деньги укреплять обороноспособность стран — членов ЕС. Это очень сложный вопрос, потому что европейские страны не способны брать совместные кредиты на оборону, а профинансировать необходимые инвестиции из регулярных бюджетов невозможно.
Идут дискуссии о том, каким образом начать брать совместный долг. Германия против этого, потому что финансовая стабильность Евросоюза держится именно на ней, соответственно, дополнительные долги опять лягут бременем на Германию. Большая проблема заключается и в том, что у многих стран Евросоюза такой высокий госдолг, что даже если европейцы договорятся ослабить фискальные правила и страны — члены Евросоюза смогут набирать больше долгов, то проценты по этим кредитам будут такие высокие, что это тоже непропорционально нагрузит европейские бюджеты.
В общем, главная проблема у европейцев сейчас — это откуда взять деньги на оборону. Дальше начинаются вопросы, которые хотя и принципиальны, но на фоне угроз, встающих перед Европой, кажутся уже второстепенными. Например, могут ли европейцы делать оборонные заказы только у европейских компаний, или, чтобы закупиться быстрее, можно делать это на мировых рынках? А что именно заказывать? Как сделать так, чтобы у европейцев было не 10 разных моделей танков, но во всех европейских армиях применялись бы одинаковые виды вооружений? В общем, главная задача — если и не сделать единую армию из 27 европейских, то хотя бы научить их функционировать вместе.
Разговоры о безопасности начались еще во время летней избирательной кампании в Европарламент. Сейчас об этом начали говорить более предметно, ввели пост комиссара по обороне, им стал Андрюс Кубилюс
. Но Евросоюз как абсолютно бюрократическая структура пытается решать проблемы евросоюзовскими бюрократическими методами. Не очень понятно, будет ли все это работать в условиях реальных угроз. Пока у меня нет ощущения, что страны — члены Евросоюза, европейские правительства и сама евробюрократия осознают масштаб вызовов, перед которыми они стоят. Они настолько отвыкли от таких серьезных вызовов, что у них, кажется, отсутствует инструментарий, чтобы решать эти проблемы.

Пока я не склоняюсь ни к одному из этих сценариев, потому что сначала хочу понять, сливают США Украину или нет. Мне кажется, все будет зависеть от этого. Если переговоры США и России по Украине или переговоры России и Украины под эгидой США будут развиваться по такому сценарию, какой видится сейчас, это повысит риски нападения России на Литву, Польшу, Эстонию, Латвию через несколько лет. В таком случае Путин и его элиты убедятся в том, что военные действия себя оправдывают — достаточно было продержаться три года. Тогда у них появится передышка, они смогут перегруппироваться и через несколько лет все начнется по новой.
Конечно, еще все будет зависеть от того, займется ли Европа всерьез своей обороноспособностью, поставит ли новейшую технику на вооружение, укрупнит ли армии, улучшит ли координацию между ними. Если да — нападения России на страны Евросоюза удастся избежать. А если, как сейчас, будет много разговоров и мало дел, то, мне кажется, мы выйдем на новый виток истории. И как после 2014 года случился 2022-й, так случится и следующее нападение России.
Если Путин договорится с Трампом и Трамп обеспечит вещи, связанные с безопасностью в Европе, зачем вообще на кого-то нападать? Плюс война в Украине все-таки связана с российским восприятием себя и своего пространства — мы не можем списывать со счетов исторические аргументы, потому что Путин об этом буквально сам говорил. Страны Балтии же никогда не воспринимались и не будут восприниматься [Россией] как свои. Я не вижу никакой реалистичной мотивации, даже в рамках логики Кремля, чтобы это делать.
Даже без Соединенных Штатов европейская армия — это большая история. А у России, как мы видим, не хватает своих сил, чтобы дойти до Киева или Львова не то что за два дня, как они думали, а уже почти за три года. Сложно представить, что эта армия сможет в обозримой перспективе найти ресурсы, чтобы нападать и захватывать территории, жители которых будут относиться к российской оккупации заведомо негативно.
Но не надо забывать, что у России есть куча невоенных методов ведения конфликта, связанных и с кибербезопасностью, и с точечными акциями уничтожения военных объектов внутри ЕС, и другие элементы того, что раньше принято было называть гибридной войной. Необязательно объявлять Эстонии войну, чтобы с ней конфликтовать, — можно взламывать сайты и обрывать [подводные] кабели. Все это будет продолжаться, и если Европа не примет все то, чего хочет Москва, то с чего бы Москве останавливаться? Это постоянная мера воздействия и своего рода козырь на столе — то есть если мы договоримся, все перестанет происходить и вы получите более спокойную жизнь.
Мы всегда должны быть готовы к худшему сценарию, и здесь встает вопрос ответственности элит этих стран: насколько они будут строить свою политику в отношениях с внешним миром таким образом, чтобы этого избежать.
Я не готов давать никаких советов лидерам балтийских стран, тем более что они о них и не просили, но мне кажется, урок Украины и урок лично [Владимира] Зеленского полезен для этих стран. Это проверка на зрелость всех сторон. Если у нас есть прецеденты, причем произошедшие прямо сейчас, то стоит подумать, как можно было бы переиграть по-другому, чтобы избежать ужасного сценария, который реализуется сейчас в Украине. Мы должны внимательно изучить опыт Украины последних лет, начиная с 2020-2021 годов, чтобы понять, как он может быть применим в регионе в целом.
Опять же, Путин пока не отказался от своего ультиматума по поводу НАТО, который он предъявил в 2021 году. Для начала нужно признать, что сейчас не понятно, каким теперь будет НАТО, потому что без Америки этот блок вообще ничего не стоит. Не только страны Балтии, но все европейские страны находились под зонтиком Соединенных Штатов, и если завтра США уходят из Европы, ей нужно срочно переконфигурировать свою систему безопасности, чтобы быть способной защищать себя. 
С другой стороны, я согласен здесь с Григорием Юдиным и с докладом, который он недавно выпустил, что без России никакая безопасность в Европе невозможна, но в России должны произойти перемены. Мне как россиянину нужно думать о тех окнах возможностей, которые откроются вследствие последних изменений — если перемены произойдут внутри страны, то, может быть, что-то изменится и во внешней политике.