В конце февраля 2022 года российские войска заняли Бучу — небольшой городок на северо-западной окраине Киева. Вскоре их наступление на украинскую столицу было остановлено. 31 марта Кремль приказал своим солдатам отойти. После их ухода на улицах Бучи остались лежать тела сотен убитых мирных жителей. Писатель Джонатан Литтелл («Благоволительницы», «Хомские тетради. Записки о сирийской войне») и фотограф Антуан дʼАгата приехали в пригород Киева примерно месяц спустя. Книга «Неудобное место», над которой они тогда работали, должна была стать размышлением о последствиях массовых убийств, совершенных нацистами в Бабьем Яре, а превратилась в свидетельство о преступлениях сразу двух армий — не только немецкой в 1941-м, но и российской в 2022-м. О том, что Литтелл и дʼАгата увидели в Буче, рассказывает этот ее фрагмент.

Через перекресток, который проехала 422-я маршрутка, проходит улица Яблонская. Там тоже много чего произошло. Справа от перекрестка солдаты, освобождавшие Бучу, нашли четыре трупа мирных жителей, тут и там лежавшие на асфальте: первый, свернувшийся калачиком, — на углу, второй — на боку рядом с небольшим рюкзаком, третий, женщина в синей куртке c почти полностью оторванной левой ногой, — на спине, спрятав лицо под велосипедом, чуть поодаль четвертый — ничком со скрещенными ногами. Пятый труп, обнаженный до пояса мужчина, был найден немного дальше по Вокзальной улице, перед небольшим белым магазином, где продавались металлические и пластиковые окна. Я видел снимки этих тел, а также десятков фотографов, толпившихся вокруг них, и пытался представить себе эту сцену, разглядывая мирную улицу, машины, пешеходов, большие рекламные щиты, истрепанные и давно утратившие актуальность, предлагавшие места в будущем жилом комплексе «Континент Рай» и участки с таунхаусами, небольшими новенькими коттеджами площадью 100 квадратных метров. Но меня отвлек мужчина лет пятидесяти, который, переезжая через перекресток на электросамокате, не удержался и полетел в кусты, окаймлявшие забор под щитами, однако тут же поднялся с оцарапанным лицом и, прежде чем я успел сделать шаг в его сторону, погнал свой самокат дальше. Я пересек улицу и подошел к тому месту, где он упал. Забор из старых и серых голых досок, служивший юго-восточным углом перекрестка, окружал сад, полный прекрасных яблонь и ростков кукурузы; сквозь щели в заборе виднелся небольшой старый дом из желтого кирпича. Согласно карте The New York Times, здесь были убиты две сестры. Я постучал в калитку; никто не отозвался, и я постучал снова, на этот раз громче. Наконец из дома вышла женщина и, не открывая, спросила, чего мне надо. Я через калитку объяснил ей, кто мы такие. Приоткрыв ее, она смерила меня взглядом, рявкнула: «Хватит с нас разговоров с журналистами!» — и захлопнула калитку у меня перед носом, прежде чем я успел произнести слова, все же сорвавшиеся с моих губ: «Я вас прекрасно понимаю, мадам».
Это не очень вдохновляло, но надо было идти дальше. На другой стороне улицы Антуан сфотографировал увядшие цветы, лежавшие на тротуаре на квадратном куске ткани с традиционными цветочными узорами, прижатом к земле камешками. Еще один совсем завядший букет лежал у зеленого забора на низенькой приступке на углу. Должно быть, его положили здесь в память о ком-то из погибших, но о ком? Очевидно, жертва была кому-то дорога, потому что, когда я вернулся сюда в сентябре, здесь снова были цветы, на этот раз относительно свежие, букет красных, фиолетовых и розовых гвоздик с маленькими оранжевыми цветочками, стоявший в разрезанной пополам пластиковой бутылке из-под минеральной воды, рядом с тем же куском ткани, намоченным и свернутым на бетонной приступке. Мы с Антуаном посмотрели по сторонам, но никого не увидели. Со стороны Яблонской в зеленом заборе обнаружилась калитка, на которой не было заметно никакого номера. Я поколебался, но затем постучал. Никто не ответил. 
За прошедшие месяцы появилось множество репортажей, статей и документальных фильмов, авторы которых пытались восстановить картину произошедшего на перекрестке Вокзальной и Яблонской улиц. Наиболее подробный из них — короткометражный фильм, снятый журналистами The New York Times, получившими доступ ко множеству видеозаписей, сделанных камерами наблюдения и украинскими дронами. 5 марта подразделения 234-го десантно-штурмового полка, того самого, который был сильно потрепан на Вокзальной улице 27 февраля, были переброшены по Яблонской улице с первой базы, созданной двумя днями ранее к западу от нее, на Вокзальную улицу, чтобы организовать новую базу прямо перед перекрестком, немного севернее, на улице Водопроводной. Обескураженные потерями, которые они понесли 27-го числа, солдаты продвигались осторожно, расположив снайперов и две боевые машины десанта немного не доходя до перекрестка, перед домом номер 215 по Яблонской улице. За ними наблюдали украинские беспилотники. Прибывает старший офицер с радистом и охранником. БМД начинают обстреливать Яблонскую улицу в восточном направлении. В 11 часов на одной из видеозаписей появляется первая жертва из числа мирного населения, лежащая у дома номер 221 на другой стороне перекрестка. Это мужчина, ехавший на велосипеде, Володымыр Бровченко, 68 лет. Около полудня БМД снова стреляет и попадает в синий микроавтобус, находившийся совсем рядом с первым трупом, напротив строящегося дома. В результате погибли все четыре человека, находившиеся внутри: водитель Жанна Каменева, 37 лет, волонтерка, эвакуировавшая знакомых из Бучи, ее соседка Мария Ильчук, 69 лет, Тамила Михченко, 52 лет, и ее 14-летняя дочь Анна. Их обугленные останки все еще лежали в кузове микроавтобуса месяц спустя, когда их нашли украинские следователи. Но в 12:04 в день их гибели изрешеченная осколками машина и тело Бровченко уже были тайно сфотографированы местным жителем Виктором Шатыло, который прятался на чердаке своего дома номер 344. На другой фотографии, сделанной Шатыло в 12:46, рядом с горящим фургоном видна шестая жертва — 61-летний Мыхайло Ковалэнко. На перекрестке российский офицер, подойдя к ведущим огонь БМД, наблюдает за происходящим. В это же самое время дрон снимает, как по Вокзальной улице со стороны Ирпеня женщина медленно едет на велосипеде, который она взяла на время, чтобы встретиться с мужем. На перекрестке женщина, 52-летняя Ирына Филькина, слезает с велосипеда и поворачивает за угол по направлению к россиянам. В тот момент, когда командир выходит из кадра, чтобы вернуться на Водопроводную, вторая БМД открывает огонь, и Ирына Филькина погибает на месте. Женщина на велосипеде с оторванной ногой, найденная там 3 апреля, — это она. В тот день фотограф агентства Reuters Зохра Бенсемра сняла крупным планом ее левую руку, наполовину разложившуюся и измазанную грязью. Ногти все еще были идеально накрашены: на четырех пальцах — в горделивый ярко-красный цвет, а на безымянном пальце — в бледно-розовый, со значком туза пик. Косметолог Анастасия Субачева, делавшая Ирыне этот маникюр незадолго до ее смерти, выжила и сейчас находится в Вильнюсе в статусе беженки.
Филькину убили возле красивого белого трехэтажного дома номер 342 по Яблонской улице, где жил Володымыр Абрамов, бывший ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС; соседняя часть дома принадлежала его дочери Ирыне Абрамовой и ее мужу Олэгу Абрамову. Вскоре после убийства Филькиной российские войска открыли огонь по дому Володымыра Абрамова, он загорелся. Олэг закричал, что они мирные жители, и попросил людей за забором прекратить огонь. Солдаты вошли во двор и приказали им выйти с поднятыми руками. В интервью, которое Ирына Абрамова давала агентству Reuters примерно в то же время, когда мы ходили вокруг ее дома, она назвала солдат чеченцами, одетыми в песочного цвета форму и ботинки из нубука, что, видимо, свидетельствует о том, что они вернулись из Сирии; газета The New York Times, в свою очередь, идентифицировала их как десантников из 234-го полка. Один солдат постоянно спрашивал Ирыну, где прячутся «нацисты»: «Они обвиняли нас в том, что мы убиваем людей в Донбассе, — рассказала она в апреле представителю Human Rights Watch. — Они обвиняли нас в убийстве „беркутовцев“ [милиционеров из элитного подразделения, ответственных за убийства на киевском Майдане в феврале 2014 года], говорили, что мы виноваты и нас надо наказать». Пока солдат допрашивал Ирыну, остальные трое приказали Володымыру и Олэгу потушить огонь, чего они сделать не смогли, а затем оттащили их в угол двора. Там они заставили Олэга снять рубашку и вывели его на улицу. Володымыр умолял их вернуть Олэга, чтобы тот помог ему тушить пожар, но услышал крик Олэга: «Не трогайте меня». И тут во двор вошел солдат и сказал: «Он не вернется». Ирына выскочила на улицу — ее мужу в упор выстрелили в висок, и она бросилась к телу с криком: «Убейте меня, убейте и меня!» Солдаты ее не убили. «Олэг лежал на земле лицом вниз, — рассказывала она Human Rights Watch, — из левого уха у него еще хлестала кровь. Правой стороны лица не было, из раны вытекали кусочки мозга и крови». В нескольких метрах от них стояли солдаты и спокойно пили воду. Они наблюдали за происходящим как в театре. Выйдя на улицу, Ирына также увидела тело Филькиной, лежавшее прямо за воротами, рядом с бетонным столбом, поваленным взрывом. Один солдат спросил у Володымыра: «Это твоя дочь?» — «Да». — «Бери ее и проваливай. Мы тут зачистку сделаем». Дом сгорел дотла. Олэг остался лежать там же, то самое обнаженное до пояса тело перед небольшим белым магазином; после освобождения Ирына позволила сфотографировать себя рядом с трупом мужа. В то время на воротах ее дома еще висела табличка с номером и старым советским названием Яблонской улицы — улица Кирова, 342; если впоследствии я не заметил этой таблички, то потому, что кто-то унес ее за ворота, — я понял это из интервью Володымыра для The New York Times. Так что, скорее всего, именно Олэгу и предназначались заинтересовавшие нас цветы.
В тот день, 5 марта, российские войска за три часа убили на этом перекрестке по меньшей мере восемь человек. Некоторые из других погибших, найденные там в апреле, вероятно, были убиты позже. Я знаю лишь, что одним из них был 38-летний строительный рабочий Дмытро Шкирэнков. Он жил под Черниговом со своей женой-молдаванкой Мартой и 10-летним сыном и приехал в Бучу в середине февраля работать на одной из новостроек. 9 марта ему удалось дозвониться до Марты: «Здесь многих убивают. Но я жив». 3 апреля Марта увидела первые фотографии трупов, лежавших на Яблонской улице, и сразу узнала своего мужа. Кто были двое других мужчин, я не знаю.
Если у вас еще есть вопросы, пишите нам на [email protected] (мы читаем все письма).