Вечером 6 мая Индия объявила о проведении военной операции «Синдур». Вооруженные силы страны нанесли ракетные удары по объектам «террористической инфраструктуры» в Пакистане и пакистанской части Кашмира. По данным Исламабада, в результате ударов погибли не менее 26 человек. В ответ военные Пакистана нанесли удары по пяти населенным пунктам Индии. По данным индийской полиции, в результате пакистанского обстрела Кашмира погибли десять человек. «Медуза» поговорила с россиянами, живущими в Индии, о том, как этот конфликт отражается на жизни страны. 

живет в Мумбаи, 44 года, предприниматель
Я из Петербурга, живу в Индии уже 16 лет. В здешнее общество очень сложно вписаться, потому что оно совсем другое. Совсем другое видение мира. Плюс не надо забывать о том, что, как иностранцы, мы не принадлежим ни к одной касте. И, конечно, все говорят, что это неважно, но на самом деле все об этом помнят. Для нас это очень большая неудача.
Есть такое понятие — бытовой расизм. Безусловно, для белого [в Индии] везде будут более высокие цены — это 100%. Если, например, в очереди стоит 10 человек, то шансы, что вперед [по его просьбе] пропустят белого, не так уж и велики. И более вероятно, что продолжат обслуживать подходящих местных. Всегда, в любой спорной, любой критической ситуации «свой» будет ближе и роднее.
Этот [военный] конфликт тянется практически с момента образования двух государств, Индии и Пакистана, и остается живым, с периодическими всплесками интенсивности. Сейчас все реагируют так остро, как будто это что-то невиданное и неслыханное: перестрелки на спорной границе, все эти истории с обстрелами… Но в этом нет ничего невиданного и неслыханного. Скорее удивительно то, что несколько лет назад они смогли договориться о соблюдении режима тишины на спорной границе. 
Нарушения границы — такая обыденность, что про них даже не пишут в новостях: попытки инфильтрации происходят каждый день. Обычно в заголовки индийских новостей это попадает, когда гибнет кто-то из военных или гражданских. 
Последний крупный теракт [до апреля 2025 года] был в 2019-м, когда боевики взорвали автобус с индийскими солдатами. И через 12 дней Индия нанесла авиаудар по лагерям террористов в Пакистане и разбомбила их. В принципе, эта ситуация очень сильно напоминает то, что происходит сейчас. Произошел теракт, прошло некоторое время, Индия нанесла удары вдоль спорной границы, в основном по целям на этой спорной территории, говорит, что убила там каких-то террористов, разгромила их лагеря. Пакистан утверждает, что сбил какое-то количество индийских самолетов. При этом пакистанский министр обороны [Хаваджа Асиф] уже сказал, что Пакистан не будет эскалировать ситуацию, если Индия отступит. Индийский советник премьер-министра по национальной безопасности [Аджит Довал] сказал, что Индия не будет эскалировать, если не будет и Пакистан. В общем, еще немного и, как и в 2019 году, обе стороны объявят о победе.
После теракта 22 апреля полиции на улицах, вооруженной охраны стало гораздо больше. Тут надо понимать специфику ситуации: инфильтрация террористов — ежедневная проблема Индии по всей линии сухопутной границы. Потому что у Индии ни с кем [из соседей] нет нормальных отношений — кроме Непала.
Того уровня обеспечения безопасности, который в Индии — повседневность, в той же России нет. На входе в любое мало-мальски публичное здание — скрининг багажа, личный досмотр. Это есть абсолютно везде, в каждом молле, каждом бизнес-центре. То, что сейчас на улицах на несколько дней прибавилось солдат с автоматами, — тоже не пугающая ситуация, довольно обычная. То же самое происходит во время любых публичных, религиозных праздников, потому что тут все время ждут провокаций. Это просто часть жизни. 
Настроение индийского общества — не в том, чтобы пойти и захватить [столицу Пакистана] Исламабад. Оно в том, что «они на нас напали, мы им ответили, справедливость восторжествовала». Есть такое прекрасное выражение на английском — justice served. То есть справедливость была им [индийцам] доставлена. В общественном настроении [есть ощущение, что] этот удар завершился.
Все это мы уже видели. Если бы это был мой первый год в Индии, я бы, наверное, боялась и нервничала. Но поскольку я живу здесь давно, я видела, что большие и мелкие ситуации подобного рода проходили уже не раз, поэтому неприятно — ну что ж. 
Если ситуация сильно обострится, у нас, наверное, не будет много времени, чтобы что-то рассматривать [в качестве пути бегства], потому что Мумбаи, как и Дели, — цель номер один. И если начнут бомбить по городам, мы вряд ли успеем расстроиться и начать что-то планировать.
Я могу добавить, что российский интернет в отношении этого конфликта гораздо более кровожаден, чем индийский. Ощущение паники, «все пропало, и сейчас они бахнут ядеркой», в российском сегменте интернета гораздо сильнее, чем в индийском. У индийцев справедливость восторжествовала — и все нормально. А у россиян она еще не восторжествовала. Хотя, казалось бы, их это вообще не должно никак волновать. 

Живет в Пернеме, Северный Гоа
, 37 лет, работает в маркетинге
Я уехал в Индию где-то в конце осени 2022 года, из Москвы. Купил билет за три-четыре дня до того, как пошли слухи [о мобилизации]. Переехал, потому что здесь хорошие условия, тепло, низкие цены, можно заниматься бизнесом. Если сравнивать со странами Европы, здесь легко находиться долгое время [с точки зрения оформления документов]. Можно открыть фирму, вести бизнес.
В Москве я занимался работой с маркетплейсами, был менеджером, руководителем группы. Сейчас продолжаю заниматься тем же, только удаленно. В Индии мы с товарищами открыли компанию по экспорту-импорту, пытаемся привозить товары в Индию или, наоборот, из Индии поставлять в Россию. 
Если ты с уважением относишься к народу, никаких проблем вообще не возникает.
С точки зрения мужчины, здесь максимально безопасно. Можно просто сесть на байк, поехать в любую сторону, заехать куда угодно — ничего с тобой не случится. С девушками ситуация другая.
Как я понимаю, здесь тоже есть пропаганда по телевизору. Когда я переехал в 2022 году, они [индийцы] прямо говорили мне: «Все мы — русские, индийцы — братья». Со временем их позиция несколько изменилась. Они остались доброжелательными, но вот эти рассказы, что «мы братья», куда-то пропали. Скорее всего, это связано с пропагандой. 
Конечно, о конфликтах [Индии и Пакистана] я знал. Об этом невозможно не знать, потому что, когда заполняешь анкету на въезд в Индию, один из вопросов: «Есть ли у вас родственники в Пакистане?». Я замечал, что индийцы стараются избегать этой темы. [К Пакистану] они настроены довольно враждебно. Если появляется возможность сказать что-то негативное или обесценивающее, особенно в адрес Кашмира, они это сделают.
Плакаты с изображением премьер-министра Индии Нарендры Моди, посвященные операции «Синдур». Мумбаи, 8 мая 2025 года
Indranil Mukherjee / AFP / Scanpix / LETA
Ракетные удары по Пакистану начались [7 мая] около двух-трех часов ночи по местному времени. На улицах пока никто особо не реагирует, многие продолжают работать, как и раньше. Если говорить об индийских инфлюенсерах в соцсетях, то кто-то из них начал выкладывать посты в поддержку [действий страны], а кто-то стал призывать не распространять никакую информацию о военных.
Некоторые знакомые россияне, которые регулярно путешествуют по Индии, сейчас уехали ближе к месту событий, прямо на линию противостояния. Я у них спрашивал — говорят: «Пока у нас все спокойно». Еще у меня есть знакомая индианка, она живет в Чандигархе — это практически столица трех штатов, которые как раз находятся рядом [с границей Пакистана]. У нее тоже спрашивал — [она говорит, что] ничего не происходит.
Я не чувствую себя в опасности, потому что нахожусь довольно-таки далеко от места событий. Сюда мало что может долететь.

Живет в Мотихари, штат Бихар
, 28 лет, сейчас в декрете
В Индии я живу уже два года. Уехала из Санкт-Петербурга, [перебралась] в Мотихари — небольшой и малоизвестный город в штате Бихар, недалеко от Непала. До этого я несколько лет ездила в Индию в духовные паломничества. Со временем, вне этих поездок, в Дели я познакомилась с молодым человеком, индийцем. Мы поженились, и я переехала жить к нему. А меньше года назад у нас появилась дочь.
В нашем штате есть свои особенности. Я здесь особо не гуляю одна — это не принято, да и штат сам по себе не считается безопасным. Но когда мы путешествуем, проблем с безопасностью нет. Мы бывали во Вриндаване, в Гоа, даже в Непале — там все спокойно. А в Бихаре моя семья не хочет, чтобы я просто так гуляла одна.
[После теракта 22 апреля в Пахалгаме] в нашем городе я не заметила никаких изменений [в бытовом смысле]. Разве что в социальных сетях — там сейчас активно разжигают ненависть, особенно в инстаграме. У меня все рилсы и лента настроены на Индию, и там постоянно публикуют агрессивные заявления: мол, если что, Индия разбомбит Пакистан. Еще в нашем городе проходили протесты против Пакистана.
Во время одной из прошлых войн я как раз находилась в Индии в духовном паломничестве. Единственное, что тогда бросилось мне в глаза, — самолеты, которые облетали территорию Пакистана. В остальном все оставалось спокойно: туристы продолжали приезжать, а местные жили обычной жизнью. К тому же у нас не призывают на службу обычных граждан, воюет профессиональная армия. Если начнется новая война, она, скорее всего, затронет только приграничные регионы.
Со временем мы бы хотели уехать из Индии. Поскольку мы живем недалеко от границы с Непалом, то часто бываем там — воздух там чище и, как мне кажется, в целом условия благоприятнее. Поэтому хотелось бы перебраться туда.
Живет в Бангалоре, штат Карнатака
, работает в IT
Я родился в Иркутске, потом поехал учиться в Москву и сделал там карьеру. А затем решил перебраться в Индию — казалось, что здесь большие перспективы и растущая экономика. Ну, и вся эта история с «Шантарамом»
тоже сыграла свою роль. Но в большей степени я здесь все же по работе.
Я живу в Индии чуть больше года, приехал в апреле 2024-го в пригород Дели Гургаон — это индийский технологический хаб. В Гургаоне я успел пожить около полугода, помогал одному из бывших коллег развивать бизнес в сфере онлайн-банкинга. А потом перебрался в Бангалор, это тоже IT-столица. Здесь я работал на другой стартап, который помогал развивать и улучшать бизнес для жителей Дели.
В целом я очень доволен. Здесь очень интересная культура, разнообразная и непривычная [европейцу]. Первое время я был удивлен, не понимал особенностей, но со временем разобрался в нюансах, и стало проще понимать местных. С ними я постоянно общаюсь, работаю, к тому же я встречался с индианкой. В целом у меня не было тут каких-либо проблем — все отзывчивые, добрые, всегда помогают, когда это требуется.
Честно говоря, до переезда я не знал [об индийско-пакистанском конфликте] — я не был настолько погружен в историю Индии. Уже когда приехал, постепенно начал узнавать благодаря местным. Этот конфликт мне чем-то напоминает отношения Украины и России. Мне говорили, что между Индией и Пакистаном есть разногласия, но казалось, что это просто старые конфликты. Только когда начались недавние события, я понял, что все гораздо серьезнее. Информации на эту тему было мало, поэтому раньше я не придавал этому значения.
Сначала [после новостей о начале войны] мне написали знакомые из России, которые следят за повесткой активнее, чем я. Потом я начал следить за происходящим в соцсетях. Я подписан на многих местных, с которыми познакомился за этот год, смотрю, что они публикуют, и так понимаю, что происходит. Потом уже стал читать РБК — и узнаю новости в основном оттуда. То есть сначала соцсети и знакомые, а потом уже СМИ.
Я воспринимаю этот конфликт через призму событий в России — сам прошел через это в Москве, когда все только начиналось [полномасштабное вторжение России в Украину]. Наверное, у меня в голове есть некий шаблон — что это может выглядеть как военная операция, которая существует отдельно от обычной жизни, как это было в Москве. И в целом, живя здесь, я пока не вижу ни суеты, ни разговоров о том, что местные как-то меняют образ жизни или планируют уезжать. В повседневной жизни вообще [не заметно] никаких изменений. Поэтому пока что я смотрю на все спокойно и остаюсь оптимистом. Но я и не верил, что в России начнется военная операция, когда все говорили, что она возможна. Так что фиг его знает.
Если ситуация резко ухудшится, я рассмотрю вариант вернуться в Москву — это самый простой и экстренный способ. В случае эскалации не будет времени думать, нужно будет уезжать немедленно.