На Netflix вышел третий сезон «Игры в кальмара»: все шесть эпизодов появились в доступе одновременно. В 2021 году жестокий корейский сериал о бедняках, которые на потеху богачам участвуют в играх на выживание с колоссальным денежным призом, неожиданно стал хитом. Продолжение вышло лишь в 2025-м: во втором сезоне было всего семь серий, и он обрывался на самом интересном месте. Зато третий сезон поклонники ждали всего полгода (правильнее было бы считать эти 13 серий одним сезоном, разделенным на две части). Судя по оценкам на сайте Rotten Tomatoes, финал скорее разочаровал аудиторию: процент зрительского одобрения у третьего сезона — всего 50 процентов (у первого — 84%, у второго — 63). Кинокритик Елена Смолина рассказывает (без спойлеров!), почему, несмотря на очевидные слабые стороны, формула шоураннера Хван Дон Хёка по-прежнему работает — и как автор сериала играет с ожиданиями аудитории, привыкшей к голливудскому кино.

Третий сезон «Игры в кальмара» — по сути, не полноценный сезон даже, а его половинка, шесть серий, развивающих сюжетные линии, завязанные в предыдущей итерации истории, — вышел одновременно с тем, как газета The New York Times огласила результаты своего опроса «100 лучших фильмов XXI века». Лучшим фильмом в результате голосования пяти сотен режиссеров, сценаристов, актеров и критиков стали «Паразиты» Пон Чжун Хо, блистательная сатира не только на расслоенное и пронизанное классовым неравенством корейское общество, но и на капитализм вообще.
В художественном отношении эффективно-прямолинейная и мелодраматичная «Игра в кальмара» и умные, напоминающие о классических театральных комедиях положений «Паразиты» удалены друг от друга настолько, насколько это возможно. Хотя тематически это произведения-побратимы. Оба они рождены из чутко и точно замеченного авторами общественного недовольства, подавленного, бурлящего гнева. Этот же ищущий выхода гнев — в основе огромного международного успеха (в зрительском и авторском сегментах соответственно) и «Кальмара», и «Паразитов». В первую очередь — в США, где запрос на изменение статус-кво, например, привел к власти президента, вполне открыто позиционирующего себя как агента хаоса.
У кровавой, неотделимой от своего немигающего подхода к изображению насилия «Игры в кальмара» — созависимые отношения со своей огромной аудиторией. Для зрителя этот сериал — возможность сбросить подавленную ярость и увидеть версию потребительского капитализма без эвфемизмов и украшательств: предельно жестокую и смертельно опасную (если у вас нет денег).
Это несовершенный, так толком и не взлетающий сезон: решение разделить историю надвое (и выпускать с перерывом в полгода) привело к тому, что вместо того, чтобы немедленно подключиться к сюжетным перипетиям, какое-то время у смотрящего просто уходит на то, чтобы все вспомнить. Экспозиции тут толком нет, и в реальности перенасыщенного сериального ландшафта зрителю, который за эти полгода, вероятно, уже успел посмотреть как минимум «Разделение», «Одни из нас» и «Белый лотос», придется напрячь память.

Netflix

Netflix


Netflix




Netflix
Выглядевшая абсолютно провальной еще в первом сезоне линия «ВИПов» — богатых современных патрициев из Америки и Европы, наблюдающих за играми в золоченых звериных масках, — почему-то обретает тут еще больше экранного времени. Каждый раз, когда на экране появляются эти абсолютно картонные персонажи родом из самой жалкой студенческой короткометражки, любую вовлеченность в историю вытесняет стыд. Эти сцены настолько чудовищно написаны и сыграны, что подрывают доверие ко всей конструкции (часть проблемы явно в диалоге, собранном из каких-то огрызков якобы разговорного американского английского).
Впрочем, «Игра в кальмара» все еще хороша в том, что шоураннер Хван Дон Хёк умеет лучше всего, — в леденящих душу играх на выживание, неожиданных твистах, невозможных моральных дилеммах и ярких героях (почему все эти умения оставляют Хвана, когда приходит пора очередной сцены с участием злодейских «ВИПов», — загадка).
Нет никакого смысла портить спойлерами угадайку «кто и как погибнет» в этом сезоне, но любопытно, что траектория «Игры в кальмара» стала в этот раз еще более мрачной, чем раньше. Правда, изощренность, с которой Хван Дон Хёк мучает своего зрителя в этом сезоне (если вы начали переживать за кого-то из героев — готовьтесь к худшему), к середине сезона начинает вызывать привыкание. Или, по Александру Сокурову, скорбное бесчувствие
. Но она интересно дополняет соседствующую с «Кальмаром» на платформе Netflix голливудскую продукцию.
В линейке Netflix «Кальмар», неотделимый от длинной традиции убержестокости в корейском кино, становится как будто теневой личностью
гораздо более уютного и безопасного американского кино. Все самое плохое, чего по законам жанра не может случиться в голливудском фильме или сериале, почти наверняка случится здесь. Зритель «Игры в кальмара» знает, что для него тут не приготовили страховочной сетки, не подстелили соломки. Гарантий того, что добро победит зло, в мире «Кальмара» не выдают.


Netflix
Но отношения «Игры в кальмара» и Голливуда — это отношения взаимной завороженности, перекрестное опыление. «Кальмар» щедро заимствует жанровые тропы из голливудской традиции — например, будет здесь линия спасения беременной женщины (и потом ее младенца) как последней надежды человечества, напоминающая о фильме «Дитя человеческое»
, который в свою очередь восходит к библейскому мифу. А в самом неожиданном из возможных камео в финале сезона эти отношения обретают новый смысл: в последней сцене Хван Дон Хёк буквально сталкивает наконец вместе Голливуд и Корею и закладывает фундамент для возможного американского спин-оффа «Игры в кальмара». 
Возможно, этот спин-офф сосредоточится на каком-нибудь еще смертном грехе вместо беспредельной жадности. Но пока финал «Кальмара» точнее всего описывает подпись к рисунку Питера Брейгеля: «Скребущая жадность не видит ни чести, ни вежливости, ни стыда, ни божественного увещевания». А значит, никому не выйти из игры.