Юлия Иоффе — известная американская журналистка российского происхождения — выпустила свою первую книгу «Родина» («Motherland»). Она настаивает, что о СССР и России писали в основном историки-мужчины, не обращавшие внимания на женщин, и в своей книге старается восстановить справедливость. А заодно рассказывает о личном опыте жизни в Москве в конце 2000-х — начале 2010-х. Еще до выхода «Родину» номинировали на престижную Национальную книжную премию (National Book Award) в категории «нон-фикшен». Иоффе не получила награду, но критикам книга очень понравилась. Автор телеграм-канала «Чтение с дефицитом внимания» журналист Андрей Мучник прочел «Родину» и увидел там непривычный взгляд на знакомые исторические события, но вместе с тем — множество ошибок, которые было бы легко исправить.

В марте 2011 года, за восемь месяцев до массовых протестов на Болотной площади в Москве, Юлия Иоффе — американская журналистка российского происхождения — выпустила в журнале The New Yorker первый англоязычный профайл Алексея Навального: в те годы его чаще называли оппозиционным блогером, чем политиком. В конце 2000-х — начале 2010-х Иоффе жила в Москве и писала для The New Yorker и Foreign Policy. Затем она вернулась в США, где работала в разных изданиях, в том числе в Politico, откуда ее уволили в 2016-м из-за резкого твита об Иванке Трамп
. Сегодня журналистка пишет о внешней политике США и российско-американских отношениях в издании Puck, а еще регулярно комментирует новости о Владимире Путине и российско-украинской войне на телеканале CNN.
Главная мысль ее книги «Родина» — историю пишут мужчины-историки о мужчинах во власти, упоминая женщин в лучшем случае на полях. В предисловии Иоффе пишет: ее утомила зацикленность западных медиа на Путине, а историков — на Ленине, Сталине, Хрущеве и других лидерах. «Это внимание заслуженно, — продолжает авторка, — именно эти диктаторы определяли курс многомиллионной страны. Но историки — в большинстве своем, разумеется, мужчины — упустили из виду женщин, недооценили их».
В главах, посвященных разным историческим периодам, Иоффе снова и снова повторяет этот тезис. Например, она замечает, что Надежда Крупская и Инесса Арманд остались в анналах истории просто «женщинами Ленина», а не самостоятельными политическими фигурами. При этом, как пишет Иоффе (и с ней согласны некоторые историки, например, доктор исторических наук, профессор МГУ Валентин Сахаров
и американский ученый Стивен Коткин, на которого ссылается в книге Иоффе), знаменитое завещание Ленина, где тот советует сместить Сталина с поста генсека, скорее всего, написала Крупская — вождь пролетариата к тому времени был уже слишком болен.
Ту же проблему Иоффе видит и в общепринятом представлении о Второй мировой: мужчины-историки рассказывают о великих полководцах и сражениях, но почти ничего не говорят о 800 тысячах советских женщин, сражавшихся плечом к плечу с мужчинами, хотя именно этот факт «сделал ту войну по-настоящему уникальной».
Как феминизм едва не победил в Советской РоссииПервая часть книги — и отчасти вторая — рассказывает о феминистском эксперименте большевиков. «Всего за пару лет советские женщины получили свободы и права, за которые большинству их западных современниц предстояло бороться еще многие десятилетия», — пишет Иоффе о периоде сразу после Октябрьской революции.
Среди ключевых героинь «Родины» — Александра Коллонтай, соратница Владимира Ленина и первая в истории женщина-министр, которую западные журналисты прозвали «валькирией революции» за боевой дух. Во многом усилиями Коллонтай в 1917 году женщины в Советской России смогли голосовать, в 1918-м получили право на развод без доказательства вины, алименты, оплачиваемый отпуск и бесплатное высшее образование, а в 1920-м — право на бесплатный аборт.
Александра Коллонтай
ullstein bild / Getty Images
Со временем, однако, советская система становилась все менее феминистской: право голоса потеряло смысл, высокие посты занимали все меньше женщин, аборты в 1936-м полностью запретили (и вновь разрешили только в 1955-м). 
В военные годы, чтобы компенсировать огромные потери среди мужского населения, государство ввело налог на бездетность и стало поощрять рождение детей вне брака. Так появилось много неполных семей и матерей-одиночек. Советские женщины получили так называемую двойную нагрузку: им пришлось как зарабатывать деньги, так и заниматься домашними делами, в том числе — воспитывать детей. Иоффе отмечает, что сегодня Путин проводит похожую политику в надежде справиться с демографическим кризисом. 
Людмила Путина и обидные ошибкиИоффе — не профессиональный историк; это и плюс, и минус книги. Как замечают многие рецензенты, «Родина» читается не как традиционный нон-фикшен, а скорее как художественная литература. Иоффе талантливо пишет, и некоторые абзацы о ее семье в самом деле способны растрогать.
С другой стороны, не занимаясь специально проверкой фактов, автор этой рецензии раз за разом находил ошибки, начиная с географии (Пермь и Киров оказываются в Сибири) и заканчивая утверждением, будто в 1941 году по Красной площади ехали немецкие мотоциклы. У книги при этом огромная библиография — правда, состоит она в основном из западных источников. 
Одна из самых удивительных глав рассказывает о Лаврентии Берии, который охотился за симпатичными девушками, а потом насиловал их в своем особняке на Садовом. Иоффе утверждает, что после казни Берии власти арестовали и расстреляли многих его поваров и водителей. Никаких подтверждений этому нам найти не удалось, сама Иоффе вновь ссылается на Стивена Коткина.
Борис Ельцин, как пишет авторка, «вышел против танков в 1991 году и вновь — во время противостояния с Думой в 1993-м». Но в 1993 году Ельцин сам посылал танки к Белому дому, а не наоборот. Это лишь некоторые из фактических ошибок — и они, конечно, портят общее впечатление. При этом, по иронии, Иоффе начинала карьеру как фактчекер в журнале The New Yorker.
Кстати, о Ельцине: 1990-е практически пропущены, нет ни слова о таких заметных женщинах-лидерах, как Галина Старовойтова, Ирина Хакамада и Анна Политковская. Не упомянута и Наина Ельцина — хотя значительная часть книги посвящена «первым леди» СССР и России. 
Зато есть целая глава о Людмиле Путиной. История их знакомства с будущим президентом рассказана здесь с ее точки зрения. Иоффе цитирует Путину по книге Олега Блоцкого «Владимир Путин: дорога к власти» 2002 года, для которой автор общался с российским президентом и его женой и которую сегодня практически невозможно достать. Журналистке удалось разыскать книгу на Amazon за 200 долларов. 
«Путин с самого начала вел себя как мудак», — говорит Иоффе в публичном интервью Сабрине Тавернис. В «Родине» она пишет, ссылаясь на книгу Блоцкого, что будущий президент считал нормальным опоздать на свидание на час; о том, что он работает в КГБ, Людмила узнала от общих знакомых, а о том, что Ельцин назначил его своим преемником, — из звонка подруги. Путин ни разу не похвалил готовку жены, бросил ее посреди моря во время отдыха в Крыму, а еще устраивал ей разные «проверки» — например, подослал человека, который пытался взять у Людмилы номер телефона.
Охотницы за мужчинамиВо второй половине книги Иоффе рассказывает о своей жизни в России. Будущая журналистка родилась в Москве; она переехала в США вместе с родителями, когда ей было семь. В 2009-м вернулась в родной город и провела там около трех лет. Эта часть книги построена иначе: репортажи и профайлы известных женщин — например, Людмилы Путиной и Юлии Навальной (глава о которой практически слово в слово повторяет статью для Vanity Fair, которую «Медуза» пересказывала в 2021-м) — перемежаются с личными историями.
Важное место в книге занимает глава под названием «Охота»: большой отрывок из нее вышел осенью в The New Yorker. Речь в ней идет об «охотницах за мужчинами» — в частности, об «Академии частной жизни» Ларисы Ренар, где девушки проходят тренинги по «развитию женской энергии». Многие российские женщины, пишет Иоффе, постоянно заняты поиском спонсора: «Коллонтай и Ленин критиковали традиционный, экономически обусловленный брак как тюрьму для российских женщин. Спустя сто лет именно он превратился в их главную мечту». Россиянки, которых встречала авторка, оказались ничуть не похожи на ее маму и бабушек: «Они были одержимы мужчинами — как мужьями, „папиками“, осеменителями. Окружавшие меня россиянки — образованные, умные, космополитичные — выстраивали всю свою жизнь так, чтобы привлечь мужчину и любыми способами заставить его остаться».
Даже самостоятельные, успешные девушки, пишет Иоффе, держатся тех же взглядов. Она упоминает знакомую по имени Элеонора, которая не спешила выходить замуж, но рассчитывала однажды встретить партнера «сильнее» себя (то есть с большей зарплатой, поясняет журналистка). «Женщина в России, какой бы успешной она ни была, по своей природе нуждается в мужчине, за которым она будет как за каменной стеной, — цитирует Иоффе свою знакомую. — Рядом с мужчиной она предпочтет остаться на вторых ролях».
«Я не нашла там женщин, похожих на меня»Среди прочего Иоффе пишет о собственном опыте, в том числе — об отношениях с россиянином, которого она встретила в Москве. Она не называет его имени, но упоминает, что это известный оппозиционный журналист, один из организаторов протестов 2011–2012 годов. «Он дарил мне цветы и говорил трогательные комплименты, он придерживал для меня дверь и отодвигал стул в ресторанах, — вспоминает Иоффе. — На вид он был успешным и красивым, но рядом со мной превращался в ребенка-манипулятора». 
Авторка рассказывает, что чувствовала себя в этих отношениях «матерью» и «надсмотрщицей»: ее партнер не умел принимать трудные решения, а когда выпивал, становился слишком эмоциональным и навязчивым. «Каким бы жалким он тогда ни казался, себя я ненавидела гораздо сильнее — за то, что стала брюзгой, ревнивой девушкой, ждущей, пока он заснет, чтобы залезть в его телефон». Иоффе не раз пыталась порвать с этим мужчиной, но всякий раз возвращалась. Окончательно они расстались только после переезда в США: партнер последовал туда за ней, несмотря на ее возражения.
«За три года в Москве я поняла, что просто не хочу быть женщиной в России, — заключает журналистка. — Я так и не нашла там женщин, похожих на меня. А российские мужчины почти не воспринимали меня как женщину. Я не выглядела как карикатурная „женственная“ девушка, мои взгляды на равенство и карьеру либо пугали их, либо смешили».
Дважды потерянная родинаВообще, несмотря на феминистские взгляды Иоффе, о россиянках она пишет едва ли не с презрением — и даже над современными российскими феминистками порой иронизирует. Скажем, она сравнивает борьбу за феминитивы и критику токсичной маскулинности с модой на все французское среди русских дворян XVIII века. «То, что в американском контексте имело смысл, в России комически искажалось, превращалось в имитацию», — пишет авторка.
Юлия Иоффе
Arturo Holmes / Getty Images
Эта тема развивается в нескольких интервью, которые Иоффе взяла для книги. С журналисткой Юлией Таратутой они обсудили специфику российского феминизма: по словам Таратуты, среди феминисток влиятельны девушки, которые учились в западных вузах и пытаются применить западную версию феминизма к российскому контексту. У Надежды Толоконниковой Иоффе спросила, почему российские феминистки не обращаются к собственной истории, и та ответила, что историю российского и советского феминизма должны преподавать в школах, «чтобы люди знали, какой вклад в феминистское движение внесли такие революционерки, как Коллонтай, Арманд и Крупская».
Рассказывая о декриминализации домашнего насилия, Иоффе подробно останавливается на роли женщин: бывшего сенатора Совета Федерации Елены Мизулиной и заместителя министра труда Ольги Баталиной, продвигавших эту инициативу, и председателя Совфеда Валентины Матвиенко, которая пыталась этому сопротивляться. Политика тут перемежается с историями Маргариты Грачевой и сестер Хачатурян — самых известных жертв домашнего насилия в России. В разговоре с Мари Давтян, адвокатом Грачевой и многих других пострадавших женщин, Иоффе попыталась понять, в чем смысл декриминализации. Давтян объяснила, что, допуская насилие в семье, государство тем самым оправдывает собственную жестокость.  
Последние главы книги — о войне в Украине и женских движениях, таких, как «Путь домой», в рамках которого россиянки пытаются вернуть мужей с фронта. В заключении Иоффе пишет, что Москва теперь закрыта не только для нее самой, но даже для праха ее умершей бабушки. Ей снится, что она приезжает в родной город и не узнает его. «Это, без сомнения, самая маленькая трагедия этой войны — но все же моя собственная: родина, которую я потеряла дважды за одну жизнь».
Ощущения от книги двоякие. Рассказать историю России XX—XXI веков сквозь призму феминизма, осветить такие общеизвестные события, как погромы, Большой террор и Вторая мировая, с точки зрения женщин — в самом деле хорошая идея. Но множество фактических ошибок, заметных даже неспециалисту, заставляют сомневаться и в остальных сведениях из книги. «Родина» явно рассчитана на американского читателя, для которого российская география ограничена двумя топонимами: Москва и Сибирь. Но если авторка не считает нужным проверить, где расположен Киров, может, и писать о нем не стоит?