«Не просто персонаж, а судьба целой страны». Кирилл Серебренников — памяти актрисы Натальи Теняковой, звезды МХТ, БДТ и фильма «Любовь и голуби»
11:15 am
, Yesterday
0
0
0
18 июня в Москве умерла актриса Наталья Тенякова. Ей было 80 лет. Хотя публика знает ее прежде всего по работам в кино — например, в фильме Владимира Меньшова «Любовь и голуби», — свои важнейшие роли она сыграла на сцене: в ленинградском БДТ времен Георгия Товстоногова и в МХТ.
Уже будучи народной артисткой, она не переставала интересоваться современным театром и соглашаться на эксперименты, которые претили другим актерам старшего поколения. Самым ярким из них оказался «Лес» Кирилла Серебренникова по пьесе Александра Островского, где Тенякова сыграла главную героиню — властную и лицемерную помещицу Гурмыжскую. Впрочем, в интерпретации Серебренникова действие происходило в застойные семидесятые, а Гурмыжская стала представительницей советской элиты. Тенякова играла неприятную пожилую женщину, в которой неожиданно для нее самой просыпается не только любовь, но и витальное сексуальное желание.
По просьбе «Медузы» Кирилл Серебренников вспоминает актрису, которая продолжала публично защищать его даже с началом полномасштабной войны в Украине.
Кирилл Серебренников
Наталья Тенякова всегда была для меня «священной артисткой» — прима Художественного театра
, жена [знаменитого актера и режиссера Сергея] Юрского. Уже не помню, какой это был год
: я уже поработал с артистами Художественного театра — поставил на большой сцене «Мещан». А потом выпустил в Америке «Лес». Олег Павлович Табаков вызвал меня и сказал: «А почему ты его сделал в Америке, а не в Художественном театре?!» Я говорю: «Ну, там артисты были интересные, хорошая компания, и как-то удачно получилось». Он говорит: «Вот возьми и повтори у нас — Наташа Тенякова (он ее называл Наташа) давно хочет сыграть Гурмыжскую».
Я ответил: «Ну как я буду его делать второй раз — мне уже не так интересно». Но он все равно попросил встретиться с Теняковой. Волнуясь, я шел на эту встречу. Она пришла ровно такая, какой потом приходила всегда, — с сигаретой в руке, очень простая и легкая. Мы сели в кафе перед театром, стали разговаривать. За этот короткий разговор я совершенно в нее влюбился — потому что Наталья Максимовна не пыталась понравиться, наоборот, высказывала опасения: говорила, что, может, поезд уже ушел. И чем больше она сомневалась в себе как в Гурмыжской — как в артистке, которая способна ее сыграть, — тем больше я убеждался: если и хочу ставить эту же пьесу снова, придумывать ей совершенно другое решение, то только потому, что есть эта артистка, которая передо мной.
«Лес» получился, если можно так сказать, очень приятный — он принес артистам и театру несколько премий: премию Станиславского, спецприз жюри «Золотой маски» и еще что-то, чего уже не помню.
Он шел 20 лет без нескольких месяцев — ровно до того момента, пока тяжело болевшая Женя Добровольская могла играть [ключницу] Улиту. Тенякова играла Гурмыжскую все эти годы: с гипертоническими кризами, с потерей голоса — то есть просто всегда, при любых обстоятельствах. Знаю, что Добровольская иногда водила Наташу по сцене, потому что ей было уже трудно. Знаю, что после смерти Юрского [в 2019 году] ей стало совсем тяжело — у нее как-то потерялся смысл существования, но «Лес» оставался для нее островком надежды. Она рассказывала мне, что еще в юности, в ленинградском ЛГИТМиКе
, ее учитель сказал: «Наташа, ты должна сыграть Гурмыжскую. И если ты ее сыграешь — ты сможешь играть ее до конца жизни». Она поверила в это, и так, в общем, и вышло.
В этой роли она демонстрировала высший класс лицедейства: играя малоприятную даму, оказывалась способна на такое актерское обобщение, что в какой-то момент это был не просто персонаж пьесы Островского, а нечто гораздо большее — как будто судьба целой страны. В Наташе было это умение, совершенно не связанное с обученностью или с наработанными актерскими навыками. Это было, что называется, «встроенное» — метафизическое умение превращаться на сцене в какое-то сверхсущество.
Ее голос, ее психика были очень подвижны, и это делало ее уникальной артисткой. В хорошем состоянии, в плохом состоянии, больная, здоровая — когда она появлялась на сцене, вокруг нее все вдруг собиралось.
Всем, конечно, интересно знать, как мне с ней было тяжело работать. Но я должен вас разочаровать: во время репетиций «Леса» самой легкой была Тенякова. Мы как-то сразу стали друг друга понимать и, главное, доверять.
Тенякову в театре все дико боялись — еще бы! Народная актриса, строгая, бескомпромиссная. Художник по костюмам спектакля «Лес» Женя Панфилова боялась ее тоже. Поэтому все костюмы Теняковой делал я сам. Я придумал, что она начинает в темно-зеленом, но по ходу спектакля цвет постепенно выцветает: каждое следующее платье на тон светлее, а последнее — белое, свадебное. Очень короткое и в комплекте с ботфортами.
На примерке мы надели на нее мини-платье из белой парчи. Она заводится: «Это же порно!» Я говорю: «Наташа, у вас такие шикарные ноги, вы должны это всем показать». Она посмотрела на меня через очки: «Сшейте мне хотя бы трусы. И за колено! Только за колено!» Мы ей сшили шорты под это платье. А само платье изначально было ниже колен. Но я каждый день приходил в мастерскую, и мы со швеей чуть-чуть его укорачивали, в день по нескольку миллиметров. К премьере оно оказалось гораздо выше колена. Когда Тенякова вышла на сцену, зал просто ахнул — и ахал всегда, на каждом спектакле, все 20 лет, пока она играла «Лес». Она великодушно «не заметила» сократившейся длины этого платья.
Спектакль «Лес»
МХТ им. А. П. Чехова
Спектакль «Лес»
МХТ им. А. П. Чехова
Все это было смешно, прикольно — и спектакль получился. Потому что Тенякова понимала, что она играет. Она совсем не играла в финале [Аллу] Пугачеву, как потом стали
писать. Она играла женщину, которая обрела вторую молодость. Обрела на секунду — и потеряла! Потому что человек, взявший ее в любовный плен, оказался мерзавцем и ничтожеством. И вот эти несколько секунд в финале, когда она это понимает и сидит опустошенная, смотрит в зал, пока все танцуют летку-енку, ее взгляд в этот момент — это дорогого стоит!
Так что тяжело мне с ней не было. Другое дело, что, когда мы познакомились, она уже не могла найти для себя мотивацию, зачем выходить на сцену. «Лес» как-то возвращал ее в театральный режим. В остальное время она считала, что главное для нее — семья: дом, дети, внуки, Юрский. И вот этому она служила. Считала, что главный артист в их семье — Юрский. Но, честно говоря, она была никоим образом не меньше! Просто ей важнее было, чтобы Сережа был здоров, чтобы он работал, — и тогда она готова была работать с ним. Собственно, Юрский — это была ее большая любовь на всю жизнь. И когда он ушел, она словно остановилась. Думаю, и ушла она сейчас от полной потери смысла жить.
При этом надо сказать, что она, конечно, больше чем артистка.
Артистка — это маски, лицедейство, произнесение чужих текстов. Тенякова была такой насыщенной, цельной личностью, что ей говорить чужие слова было необязательно. Она была полна собственных слов и говорила их так ярко, точно — у нее был дар рассказчицы, и в этих рассказах она расцветала!
Вчера прочитал, что в последние годы, уже после начала войны, Наташа во время поклонов после «Леса» говорила публике: там в программке нет имени режиссера, но мы-то знаем, что режиссер есть, и вы должны знать, что наш режиссер — Кирилл Серебренников. Хочу добавить, что она начала это делать, еще пока я сидел под домашним арестом, пока шли суды. И продолжила — после начала войны, когда я уехал. Она делала это всегда, сколько могла.
Нам часто кажется, что, когда люди становятся старыми, им уже нечего бояться, можно говорить все, что думаешь. Но это заблуждение: страх не уходит с возрастом! Наташа Тенякова умела его преодолевать. И моя благодарность ей — бесконечна.
Лес. Серия 1. Часть 1
SmelianskyAnatoly
И последнее. Она не любила сниматься. Уже незадолго до войны я позвал ее сниматься в «Жене Чайковского», предложив небольшую, но совершенно безумную роль. Я был уверен, что она откажется, я сам себя спрашивал: «Ты вменяемый или нет? Ты пожилую народную артистку просишь играть совершенный панк-рок». И в то же время я не мог ей это не предложить — я очень ее любил. А она, думаю, меня. В общем, я пришел, она послушала, сказала: «Ну Кирилл, ну отстань от меня». Но расстались мы не на этом — она объяснила, что больше уже ничего не хочет. Что смысл — ушел.
Ее знаменитая роль в фильме «Любовь и голуби» возникла только потому, что там снимался Юрский, — иначе она не пошла бы на площадку. Последнее появление Теняковой в кино — фильм Андрея Сергеевича Смирнова «Француз», где она сыграла старую зэчку. Думаю, это было для нее принципиально: ей надо было про это рассказать, потому что она помнила всех этих людей, возвращающихся из ГУЛАГа в Ленинград. Она помнила эти покореженные судьбы, и она хотела передать нам эти знания.
Выражение «гражданская позиция» стало сейчас таким же замусоленным, пустым, псевдопатриотичным, как и многие другие. Поэтому скажу так: она была настоящей личностью, которая прежде всего любила людей. Просто любила людей, живущих в России. И с помощью своего таланта старалась быть медиумом — старалась донести до публики то, что ее волнует. И так никогда и не стала ни молчаливой, ни забитой.
Записала
Уже будучи народной артисткой, она не переставала интересоваться современным театром и соглашаться на эксперименты, которые претили другим актерам старшего поколения. Самым ярким из них оказался «Лес» Кирилла Серебренникова по пьесе Александра Островского, где Тенякова сыграла главную героиню — властную и лицемерную помещицу Гурмыжскую. Впрочем, в интерпретации Серебренникова действие происходило в застойные семидесятые, а Гурмыжская стала представительницей советской элиты. Тенякова играла неприятную пожилую женщину, в которой неожиданно для нее самой просыпается не только любовь, но и витальное сексуальное желание.
По просьбе «Медузы» Кирилл Серебренников вспоминает актрису, которая продолжала публично защищать его даже с началом полномасштабной войны в Украине.
Кирилл Серебренников
Наталья Тенякова всегда была для меня «священной артисткой» — прима Художественного театра
, жена [знаменитого актера и режиссера Сергея] Юрского. Уже не помню, какой это был год
: я уже поработал с артистами Художественного театра — поставил на большой сцене «Мещан». А потом выпустил в Америке «Лес». Олег Павлович Табаков вызвал меня и сказал: «А почему ты его сделал в Америке, а не в Художественном театре?!» Я говорю: «Ну, там артисты были интересные, хорошая компания, и как-то удачно получилось». Он говорит: «Вот возьми и повтори у нас — Наташа Тенякова (он ее называл Наташа) давно хочет сыграть Гурмыжскую».
Я ответил: «Ну как я буду его делать второй раз — мне уже не так интересно». Но он все равно попросил встретиться с Теняковой. Волнуясь, я шел на эту встречу. Она пришла ровно такая, какой потом приходила всегда, — с сигаретой в руке, очень простая и легкая. Мы сели в кафе перед театром, стали разговаривать. За этот короткий разговор я совершенно в нее влюбился — потому что Наталья Максимовна не пыталась понравиться, наоборот, высказывала опасения: говорила, что, может, поезд уже ушел. И чем больше она сомневалась в себе как в Гурмыжской — как в артистке, которая способна ее сыграть, — тем больше я убеждался: если и хочу ставить эту же пьесу снова, придумывать ей совершенно другое решение, то только потому, что есть эта артистка, которая передо мной.
«Лес» получился, если можно так сказать, очень приятный — он принес артистам и театру несколько премий: премию Станиславского, спецприз жюри «Золотой маски» и еще что-то, чего уже не помню.
Он шел 20 лет без нескольких месяцев — ровно до того момента, пока тяжело болевшая Женя Добровольская могла играть [ключницу] Улиту. Тенякова играла Гурмыжскую все эти годы: с гипертоническими кризами, с потерей голоса — то есть просто всегда, при любых обстоятельствах. Знаю, что Добровольская иногда водила Наташу по сцене, потому что ей было уже трудно. Знаю, что после смерти Юрского [в 2019 году] ей стало совсем тяжело — у нее как-то потерялся смысл существования, но «Лес» оставался для нее островком надежды. Она рассказывала мне, что еще в юности, в ленинградском ЛГИТМиКе
, ее учитель сказал: «Наташа, ты должна сыграть Гурмыжскую. И если ты ее сыграешь — ты сможешь играть ее до конца жизни». Она поверила в это, и так, в общем, и вышло.
В этой роли она демонстрировала высший класс лицедейства: играя малоприятную даму, оказывалась способна на такое актерское обобщение, что в какой-то момент это был не просто персонаж пьесы Островского, а нечто гораздо большее — как будто судьба целой страны. В Наташе было это умение, совершенно не связанное с обученностью или с наработанными актерскими навыками. Это было, что называется, «встроенное» — метафизическое умение превращаться на сцене в какое-то сверхсущество.
Ее голос, ее психика были очень подвижны, и это делало ее уникальной артисткой. В хорошем состоянии, в плохом состоянии, больная, здоровая — когда она появлялась на сцене, вокруг нее все вдруг собиралось.
Всем, конечно, интересно знать, как мне с ней было тяжело работать. Но я должен вас разочаровать: во время репетиций «Леса» самой легкой была Тенякова. Мы как-то сразу стали друг друга понимать и, главное, доверять.
Тенякову в театре все дико боялись — еще бы! Народная актриса, строгая, бескомпромиссная. Художник по костюмам спектакля «Лес» Женя Панфилова боялась ее тоже. Поэтому все костюмы Теняковой делал я сам. Я придумал, что она начинает в темно-зеленом, но по ходу спектакля цвет постепенно выцветает: каждое следующее платье на тон светлее, а последнее — белое, свадебное. Очень короткое и в комплекте с ботфортами.
На примерке мы надели на нее мини-платье из белой парчи. Она заводится: «Это же порно!» Я говорю: «Наташа, у вас такие шикарные ноги, вы должны это всем показать». Она посмотрела на меня через очки: «Сшейте мне хотя бы трусы. И за колено! Только за колено!» Мы ей сшили шорты под это платье. А само платье изначально было ниже колен. Но я каждый день приходил в мастерскую, и мы со швеей чуть-чуть его укорачивали, в день по нескольку миллиметров. К премьере оно оказалось гораздо выше колена. Когда Тенякова вышла на сцену, зал просто ахнул — и ахал всегда, на каждом спектакле, все 20 лет, пока она играла «Лес». Она великодушно «не заметила» сократившейся длины этого платья.
Спектакль «Лес»
МХТ им. А. П. Чехова
Спектакль «Лес»
МХТ им. А. П. Чехова
Все это было смешно, прикольно — и спектакль получился. Потому что Тенякова понимала, что она играет. Она совсем не играла в финале [Аллу] Пугачеву, как потом стали
писать. Она играла женщину, которая обрела вторую молодость. Обрела на секунду — и потеряла! Потому что человек, взявший ее в любовный плен, оказался мерзавцем и ничтожеством. И вот эти несколько секунд в финале, когда она это понимает и сидит опустошенная, смотрит в зал, пока все танцуют летку-енку, ее взгляд в этот момент — это дорогого стоит!
Так что тяжело мне с ней не было. Другое дело, что, когда мы познакомились, она уже не могла найти для себя мотивацию, зачем выходить на сцену. «Лес» как-то возвращал ее в театральный режим. В остальное время она считала, что главное для нее — семья: дом, дети, внуки, Юрский. И вот этому она служила. Считала, что главный артист в их семье — Юрский. Но, честно говоря, она была никоим образом не меньше! Просто ей важнее было, чтобы Сережа был здоров, чтобы он работал, — и тогда она готова была работать с ним. Собственно, Юрский — это была ее большая любовь на всю жизнь. И когда он ушел, она словно остановилась. Думаю, и ушла она сейчас от полной потери смысла жить.
При этом надо сказать, что она, конечно, больше чем артистка.
Артистка — это маски, лицедейство, произнесение чужих текстов. Тенякова была такой насыщенной, цельной личностью, что ей говорить чужие слова было необязательно. Она была полна собственных слов и говорила их так ярко, точно — у нее был дар рассказчицы, и в этих рассказах она расцветала!
Вчера прочитал, что в последние годы, уже после начала войны, Наташа во время поклонов после «Леса» говорила публике: там в программке нет имени режиссера, но мы-то знаем, что режиссер есть, и вы должны знать, что наш режиссер — Кирилл Серебренников. Хочу добавить, что она начала это делать, еще пока я сидел под домашним арестом, пока шли суды. И продолжила — после начала войны, когда я уехал. Она делала это всегда, сколько могла.
Нам часто кажется, что, когда люди становятся старыми, им уже нечего бояться, можно говорить все, что думаешь. Но это заблуждение: страх не уходит с возрастом! Наташа Тенякова умела его преодолевать. И моя благодарность ей — бесконечна.
Лес. Серия 1. Часть 1
SmelianskyAnatoly
И последнее. Она не любила сниматься. Уже незадолго до войны я позвал ее сниматься в «Жене Чайковского», предложив небольшую, но совершенно безумную роль. Я был уверен, что она откажется, я сам себя спрашивал: «Ты вменяемый или нет? Ты пожилую народную артистку просишь играть совершенный панк-рок». И в то же время я не мог ей это не предложить — я очень ее любил. А она, думаю, меня. В общем, я пришел, она послушала, сказала: «Ну Кирилл, ну отстань от меня». Но расстались мы не на этом — она объяснила, что больше уже ничего не хочет. Что смысл — ушел.
Ее знаменитая роль в фильме «Любовь и голуби» возникла только потому, что там снимался Юрский, — иначе она не пошла бы на площадку. Последнее появление Теняковой в кино — фильм Андрея Сергеевича Смирнова «Француз», где она сыграла старую зэчку. Думаю, это было для нее принципиально: ей надо было про это рассказать, потому что она помнила всех этих людей, возвращающихся из ГУЛАГа в Ленинград. Она помнила эти покореженные судьбы, и она хотела передать нам эти знания.
Выражение «гражданская позиция» стало сейчас таким же замусоленным, пустым, псевдопатриотичным, как и многие другие. Поэтому скажу так: она была настоящей личностью, которая прежде всего любила людей. Просто любила людей, живущих в России. И с помощью своего таланта старалась быть медиумом — старалась донести до публики то, что ее волнует. И так никогда и не стала ни молчаливой, ни забитой.
Записала
по материалам meduza
Comments
There are no comments yet
More news